Лавка колониальных товаров - [3]

Пару секунд все ошалело смотрели на место, где скрылась лохматая голова Лысого. Сереге всего-то надо было сбросить с плеч лямки комбинезона. Он бы наверно так и сделал, но Бобров ждать не стал. Как был в джинсах и в майке, сбросив только тапочки, он прыгнул в воду. Вода была чистой, на близком дне громоздились поросшие буро-зеленым камни, проплыла какая-то мелочь типа зеленухи, но Сереги не было. Бобров закрутился в панике у самого дна, забыв даже, что надо бы всплыть и сделав это, когда стало уже невмоготу. Он появился среди волн с вытаращенными глазами, хватая ртом воздух пополам с брызгами, которыми его удачно окатил, дернув веслом, Смелков.

– Ну? – спросил Юрка жадно.

Бобров только помотал головой и, глубоко вдохнув, опять скрылся под водой. Течения на глубине в пару метров не ощущалось, редкая поросль на камнях лишь чуть-чуть колебалась в такт волнам на поверхности. Куда в таких тепличных условиях мог деться Лысый, понять было просто невозможно.

Резко надавило на уши. Сверху рухнул Вован, увлекая за собой пузырьки воздуха. Он успел подготовиться и нырнул без штанов. Вован явно не был олимпийской надеждой по части плаванья, но зато его пропитанный алкоголем организм, вопреки науке, мог держаться под водой дольше всех, что для всех было загадкой. Вот и сейчас, взглянув на плавающего у самого дна Боброва, он решительно устремился на глубину, минуя тень от ялика.

Бобров, чувствуя, что воздух заканчивается, вынырнул и уцепился за борт.

– Ни хрена! – ответил он на немой Юркин вопрос.

– Минуты три уже прошло, – вздохнул Смелков.

В это время с другой стороны ялика показалась рука, тут же вцепившаяся в борт. Мгновенно появившуюся надежду секундой позже прибил голос Вована:

– Шура, плыви за мной.

Рука исчезла и Бобров, набрав воздуха, тоже погрузился. Вован, болтая пятками, поплыл обратно берегу и чуть вправо. Отплыв метра на три, он остановился и жестом позвал Боброва.

Большой обломок скалы странно плоский, словно вытесанный руками человека, имеющий в плане форму неправильной трапеции, покоился на глубине около трех метров. То, что он был плоским, Боброва не смутило. Изделий инкерманских каменоломен можно было найти сколько угодно и под водой и на берегу. Смущали размеры. На взгляд это было где-то около трех квадратных метров. Ну и форма конечно. Оставалось впечатление, что это осколок еще большей плиты. И, опять же, водоросли на нем не росли. И цветом он отличался от обычного известняка. Бобров вопросительно посмотрел на Вована. Тот попытался объяснить знаками всю несуразность данного артефакта, но Бобров даже смотреть не стал. Тем более, что воздух в легких уже заканчивался.

– Вован, – сказал Бобров на поверхности, когда отдышался. – Даю тебе честное слово, что мы твой феномен обязательно исследуем. Но потом. А пока надо смотреть дальше. Ну не катран же его уволок.

– Кто-то же все-таки уволок, – сказал Вован, и это получилось у него крайне зловеще.

Бобров от неожиданности даже перестал шевелить руками и ногами. Мокрая одежда тут же потянула вниз. Вован невежливо придержал его за шиворот. Над ними тут же нависла корма ялика. Юрка тоже решил принять участие в дискуссии. Но он не успел сказать ни слова, и никто так и не узнал, что он собирался сказать. Потому что в следующий момент рядом с яликом вырвался большой воздушный пузырь, а следом показалась облепленная мокрыми волосами Серегина голова.

Никто не видел, откуда он возник. Однако, судя по звуку, с которым голова соприкоснулась с бортом, он был не привидение. Оба пловца, вопя нечто нечленораздельное, рванули к нему, а Юрка, перегнувшись через борт, схватил Серегу за воротник рубашки. Серега таращился очумело, держась рукой за макушку. Когда он увидел подплывающего Боброва, лицо его приобрело осмысленное выражение, и он сказал почти шепотом:

– Шеф, – сказал он. – Там такое!

Проход

Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря. И. Бродский

Пребывающего в прострации Серегу, который что-то такое нечленораздельное бормотал, втроем с трудом втащили в ялик, дополнительно загроможденный сложенной ловушкой. Ялик при этом опасно накренился, но запас остойчивости позволил ему не опрокинуться. Хорошо, что одна из жердей ловушки вывалилась за противоположный борт и сыграла роль противовеса. Спасатели – Бобров с Вованом влезли сами. Со всех текло. Но, тем не менее, все пребывали в состоянии счастливой расслабленности. Трое оттого, что спасли своего товарища, а товарищ хрен знает от чего.

Немного отдышавшись, Бобров стащил с себя футболку и штаны. Не потому что замерз, а потому что мокрая одежда противно липла к телу. Бросив их на носовую банку, он сказал Вовану:

– Отойдем. Чего мы здесь торчим как шпала в огороде.

Немногословный Вован кивнул и ялик, весело треща мотором, втянулся в бухту и занял неприметное место между полузатопленным понтоном и какой-то старой баржой. И тогда Бобров потребовал:

-Лысый, выкладывай. И нехрен тут лыбиться. И так всем веселье устроил..

Напоминающий блуждающей улыбкой радостного идиота Серега встряхнулся и стал серьезен, и по мере его рассказа физиономии остальных членов бригады вытягивались, а глаза становились круглыми и оловянными. Честно говоря, от такого рассказа глаза округлились бы у любого. Это конечно если считать Серегин рассказ за чистую правду. Но зато, что это была именно правда, говорили сразу два фактора.