Лавка древностей. Том 2 - [42]

Прежде всего надо было позаботиться о томъ, чтобы какъ можно уютнѣе и удобнѣе устроить свое гнѣздо. Вскорѣ въ обѣихъ квартирахъ весело затрещалъ огонекъ и оживилъ своимъ яркимъ пламенемъ поблѣднѣвшія отъ старости стѣны. Нелли взяла иголку и усердно принялась штопать и починять изорванныя оконныя занавѣски и истасканный коверъ. Подъ ея искусными пальчиками и то, и другое вскорѣ приняло приличный, благообразный видъ.

Учитель расчистилъ, сравнялъ и вымелъ плошадки передъ входными дверьми, скосилъ высокую траву, подвязалъ давно заброшенный, уныло и въ безпорядкѣ свѣсившійся плющъ и другія ползучія растенія и вообще придалъ обоимъ домикамъ веселый, жилой видъ. Старикъ, по мѣрѣ силъ, помогалъ имъ обоимъ и чувствовалъ себя совершенно счастливымъ. Даже сосѣди, возвратившись съ работы, предлагали имъ свои услуги или присылали съ дѣтьми то одно, то другое, что могло имъ пригодиться на первое время.

День былъ хлопотливый: уже ночь наступила, а дѣлъ не передѣлали и на половину.

Поужинавъ въ томъ домикѣ, который мы съ этихъ поръ будемъ называть Неллинымъ, наши пріятели усѣлись у камина, и стали чуть не шопотомъ строить планы о будущемъ. На сердцѣ у нихъ было такъ радостно и покойно, что они не могли говорить громко. Передъ тѣмъ какъ идти спать, учитель прочелъ молитву и они, совершенно счастливые, разошлись по своимъ комнатамъ.

Дѣдушка же покойно спалъ въ своей постели, и все кругомъ стихло, а Нелли долго еще сидѣла у камина и, глядя на потухающій огонь, вспомнила о своей прошлой жизни. Ей казалось, что то былъ сонъ, отъ котораго она только что проснулась. Все — и гаснувшее пламя, бросавшее слабый свѣтъ на дубовыя рѣзныя спинки креселъ, не ясно обрисовывавшіяся на темномъ фонѣ потолка; и старыя стѣны, на которыхъ внезапно появлялись и также быстро исчезали какія-то странныя тѣни, — когда въ каминѣ вспыхивалъ огонекъ; это медленное разрушеніе безжизненныхъ предметовъ, наименѣе поддающихся вліянію времени внутри дома; это торжественное, невидимое присутствіе смерти всюду за его стѣной, — все, въ этотъ безмолвный часъ, навѣвало на нее глубокія мысли, къ которымъ, впрочемъ, не примѣшивалось ни чувство страха, ни безпокойство.

Одиночество и непосильное горе подготовляли ее мало-по-малу къ воспріятію иныхъ чувствъ, къ зарожденію въ ея душѣ иныхъ надеждъ, которыя даются въ удѣлъ немногимъ. Въ то время, какъ тѣло ея слабѣло, духъ, напротивъ, укрѣплялся и возвышался, очищаясь отъ всего земного. Никто не видѣлъ, какъ эта нѣжная, маленькая фигурка скользнула отъ камина къ открытому окну: лишь звѣзды глядѣли въ это милое личико, задумчиво обращенное къ небу, и читали на немъ печальную исторію ея прошлаго. На старой церкви пробили часы. Колоколъ прозвучалъ грустно, уныло: ужъ слишкомъ много приходилось ему звонить по усопшимъ и тщетно предостерегать остающихся въ живыхъ; зашелестѣли падающіе листья, зашевелилась травка между гробницами и опять все стихло. Все было объято сномъ.

А сколько народа тутъ спало непробуднымъ сномъ! Одни лежали у самой церковной стѣны, словно ища ея защиты и поддержки; другіе — подъ тѣнью деревьевъ или у самой дорожки, чтобы люди проходили близко около нихъ; иные — среди дѣтскихъ могилокъ. Нѣкоторые завѣщали, чтобы ихъ непремѣнно похоронили на томъ мѣстѣ, гдѣ они ежедневно гуляли. Одни требовали чтобъ заходящее солнце, другіе — чтобъ восходящее солнце освѣщало ихъ могилы. Едва ли душа человѣческая способна вполнѣ отрѣшиться отъ мысли и заботъ о своей земной оболочкѣ. Если же это и случается, то все-таки, въ послѣднюю минуту, она съ любовью думаетъ о ней: такъ выпущенный на свободу узникъ съ умиленіемъ вспоминаетъ о тѣсной тюремной каморкѣ, въ которой ему долго пришлось томиться.

Было уже очень поздно, когда дѣвочка закрыла окно и подошла къ своей кровати. Опять какое-то непонятное чувство на минуту овладѣло ею, — не то дрожь пробѣжала по тѣлу, не то сердце сжалось отъ страха — пришло и тотчасъ-же и ушло, не оставивъ послѣ себя и слѣда. И опять она видѣла во снѣ умершаго мальчика, а затѣмъ ей снилось, что потолокъ разверзся и сонмъ ангеловъ, витающихъ на небѣ, - точь-въ-точь какъ тѣ, что она видѣла на картинахъ изъ св. Писанія — остановился глядя на нее, спящую. Чудный сонъ! Тамъ, за стѣной та-же тишина повсюду; лишь въ воздухѣ раздается музыка, да слышно, какъ ангелы машутъ крыльями. Немного погодя, между могилами показалась м-съ Эдвардсъ съ сестрой, сонъ сталъ расплываться и совсѣмъ улетѣлъ.

Съ наступленіемъ свѣтлаго дня возвратились и свѣтлыя мысли и надежды. Всѣ трое весело и съ новой энергіей принялись за неоконченную работу. Къ полудню все уже было готово и они отправились къ священнику.

Это былъ добродушный, смиренный старичокъ. Онъ давнымъ-давно удалился отъ свѣта и поселился въ деревнѣ. Съ тѣхъ поръ, какъ умерла его жена — она скончалась въ томъ самомъ домѣ, который онъ занималъ и теперь, — онъ отказался отъ всякихъ надеждъ и радостей жизни.

Онъ принялъ ихъ очень ласково, видимо, интересуясь дѣвочкой — спросилъ, какъ ее зовутъ, сколько ей лѣтъ, гдѣ она родилась и какими судьбами попала въ ихъ деревню. Учитель еще наканунѣ разсказалъ ему кое-что о своей спутницѣ: что у нихъ не было ни друзей, ни родныхъ и что они хотятъ житъ вмѣстѣ съ нимъ: онъ, молъ, любитъ дѣвочку, какъ родную дочь.