Лавиния - [118]

Латины и их ближайшие соседи – сабиняне, герники, вольски и другие – говорили на родственных индоевропейских языках и, по всей видимости, мигрировали с севера на юг примерно в первом тысячелетии до н.э.

Места хватало всем. В те давние времена значительная часть Италийского полуострова была покрыта лесами. Но, как известно, там, куда приходит человек, деревья умирают; или, перефразируя Тацита, мы создаем пустыню и называем это прогрессом. К 800 г. до н.э. эти народы, говорящие на латинском языке, заселили пространство Лация, вырубая деревья и расчищая себе земли для полей и пастбищ; они вполне могли быть – как у меня в романе – крестьянами, «деревенщиной» (pagans), представителями оседлых племен или народов, которыми руководили вожди или цари. Они, возможно, отнюдь не были столь цивилизованны, благополучны и довольны жизнью, какими их изобразила я. Однако все они совершенно точно были крестьянами-воинами и проводили немало времени, не только возделывая поля, но и сражаясь друг с другом. Жители Лация вели подобное существование в течение многих веков, и успехи их все возрастали, так что в итоге именно они стали править не только всей Западной Европой, но и значительной частью Африки и Азии.

Как и Вергилий, я называю селения бронзового века городами, и жившие в них люди, вероятно, тоже воспринимали их именно так, но нам такой «город», наверное, показался бы больше похожим на крепость, обнесенную стеной или частоколом, к которой тесно лепятся жалкие хижины. Жители городов, разумеется, выходили за городские стены, чтобы пасти скот – коров, овец и коз, – сеять ячмень и пшеницу-двузернянку, выращивать овощи, фрукты и орехи. Они, возможно, еще не знали ни хлопка, ни льна; женщины вычесывали, пряли и ткали шерсть, изготавливая из нее одежду – тоги, паллии, гиматии, – которую носили все, и мужчины, и женщины (и которая не так уж сильно отличалась от индийского сари). Вполне возможно, что в те времена латинам были известны только дикий виноград и дикие оливки, практически несъедобные, и мало кто мог себе позволить покупать хорошее вино и настоящее оливковое масло у этрусков, которые к тому времени скорее всего все это уже имели. Но я просто не могла себе представить жителей италийского побережья без вина и оливкового масла. И, если это может служить для меня хоть каким-то извинением, Вергилий тоже явно не мог себе этого представить.

Я попыталась хотя бы мимолетно изобразить и тогдашнюю сельскую местность – сплошные леса, состоящие в основном из дубов и сосен и пересеченные множеством рек и речушек, текущих в довольно глубоких оврагах с крутыми склонами, которые ближе к морскому побережью сменяются болотистыми лугами и песчаными дюнами. Селения в основном располагались на скалистых холмах вулканического происхождения, прилегающих к Альбанской горе (ныне Монте-Каво). Деревушки, их пастбища и поля, разделенные паговыми межами, представляли собой лишь незначительную часть этой, довольно дикой, местности. Соседние города находились достаточно далеко друг от друга. Должно было пройти еще немало времени, прежде чем эти города и деревни начнут сближаться, объединяться и в итоге превратятся в Рим. А в ту эпоху люди жили еще в мире дикости, одиночества и разобщенности.

Вергилий явно преувеличивает искушенность обитателей этого древнего мира. Я же, напротив, стремлюсь показать их примитивность; и оба мы, по-моему, действуем так именно потому, что нам хочется сделать этих людей римлянами – хотя в самом начале становления великого Рима.

Уже самые первые книги, которые я прочитала о древнем мире, вызвали во мне интерес к Риму, но не тому болезненно развратному, погрязшему в роскоши имперскому Риму из телевизионных сериалов, а к Риму раннему, Риму простому и невежественному, Риму времен Республики. В том Риме форум был не из мрамора, а из дерева и кирпича; суровые люди там обладали чувством долга, порядка и справедливости; тамошние крестьяне по полгода проводили в армии, а женщины в течение этого полугода вынуждены были сами вести хозяйство; там жили большими семьями, более всего почитая огонь в своем очаге, зерно в своем амбаре, воду в ближайшем колодце или источнике и духов данной местности. Женщин в Риме никогда не воспринимали как некое движимое имущество, и хотя бы по одной этой причине я со своим воображением чувствую себя как дома в любом древнеримском жилище, чего со мной никогда не бывает в жилищах древних греков. У римлян, как и у греков, как и у всех прочих народов той эпохи, были, разумеется, рабы, но то были домашние рабы, часть familia (семьи), рабы, которые сидели за одним столом со свободными. Да, римляне были грубоваты, а порой и жестоки, и они невероятно сильно отличались от нас, но трудно воспринимать их как людей, исходно нам чуждых. Большей частью нашего культурного наследия мы обязаны именно им, половина слов в наших языках имеют латинские корни. Наши основные представления о законе и справедливости выработаны ими… как, пожалуй, и многие «домашние», но такие тонкие понятия, как верность, скромность и ответственность, – самые главные, по мнению Вергилия, качества истинного героя.