Лавина - [56]

— Во всяком случае, мы должны посоветоваться с господином Шнайдером, — сказал я.

— Эдмунд, какое отношение имеет к этому делу Шнайдер? — перебила меня Криста. — Ведь речь идет об имуществе Саши и Ларса, а не об имуществе господина Шнайдера.

— Господин Шнайдер не наш человек, — добавил Ларс. — Вы, господин Вольф, имеете с ним дело. Наше предложение — свидетельство большого доверия. Вы были бы равноправны в правлении фирмы с господином Шнайдером, по крайней мере ближайшие два года.

— Такое равноправие меня мало интересует. А чем я заслужил ваше доверие?

— Господин Вольф, может, это вас удивит и покажется странным, — ответил Саша, — но мой брат и я остались сиротами. Прошло много времени, пока мы это поняли. Тетя Криста наша родственница и единственный близкий нам человек, хотя это и не проявляется внешне так, как вам бы хотелось. Мы доверяем вам так же, как и ей, поэтому и просим представлять наши интересы. Мы говорили об этом с доктором Паульсом, советовались с ним. Он одобряет наше решение, потому что тогда в правление войдет человек, который, благодаря родству, сможет оказывать большее влияние. Мы всегда думали лишь о том, чтобы продать завод и, пусть вам это покажется не столь важным, сосредоточиться на учебе. В ней наше будущее, а не в заводе. Вы человек достойный доверия, мы не знаем никого другого, к кому могли бы обратиться. Доктор Паульс только рад, что мы не обратились к нему.

— У вашего отца, у вашей матери были хорошие адвокаты и опытный советник-экономист, который продолжает оставаться в распоряжении фирмы, — сказал я. — Они более сведущи, чем я. Ведь я только случайно оказался назван в завещании вашего отца. И вот вдруг мне надо будет соблюдать какие-то ваши интересы, в которых я разбираюсь не намного лучше, чем другие дилетанты. Обратитесь к господину Шнайдеру, он нужный вам человек. Ведь вы знаете, где у нас телефон. Без его согласия я вашего предложения не приму. Я не позволю вбить клин между мной и господином Шнайдером.

— Хорошо, — сказал Ларс и поднялся. — Я позвоню на завод.

Пока он звонил из передней, Саша рассказывал, что полиция еще теряется в догадках, хотя и испробовала все розыскные возможности. Они говорили с дортмундской и дюссельдорфской полицией, но так ничего и не выяснили. Следственные органы оказались довольно беспомощными, разве только не утверждали, что покойники сами добирались до мест обнаружения.

Ларс вернулся и заявил:

— Господин Шнайдер ждет нас на заводе. Я сказал ему, что мы будем там через полчаса.

— А мне надо ехать с вами? — спросил я.

— Об этом он ничего не сказал, — ответил Ларс, даже не взглянув на меня.

— Тогда я остаюсь.

Близнецы распрощались как обычно: Кристе протянули руку, мне кивнули.

Кошка поскреблась в дверь террасы, требуя, чтобы ее впустили, и, когда я приоткрыл дверь и снова обернулся, Криста стояла посреди гостиной, отрешенно уставясь в сад. Она сказала:

— Я могу понять, что они пришли к тебе. Ведь они же сироты. Они стараются держаться, но потерять в столь короткий срок и отца и мать… да, нужно время, нужно набраться сил. Они потеряли не только родителей, но и половину завода. Не удивительно, что они сыты им по горло и хотят все с себя спихнуть.

— У них есть адвокаты, есть советник по экономическим и финансовым вопросам, есть доктор Паульс — почему все-таки им нужен именно я?

— Почему? Они сказали тебе об этом совершенно открыто. Я объясняю себе это тем, что ребята больше верят родственникам, чем хорошо оплачиваемым посредникам, разве это так противоестественно? Для меня нет. Иногда близнецы восполняют мне то, в чем отказывали мне их отец и дед.

— И все-таки через два года они продадут свою долю, в этом я сегодня убедился больше, чем когда-либо.

— Они имеют полное право, если я все правильно поняла. Никто не может заставить их этого не делать.

— Право? Да если бы в нем было дело! Из-за их права пятьсот человек могут остаться без куска хлеба.

— С каких пор, Эдмунд, ты сделался филантропом?

Я молча вышел в сад и продолжил прерванное занятие.

Пасхальная неделя одарила нас лучезарным солнцем и первыми в этом году по-настоящему теплыми днями. После обеда уже можно было сидеть на террасе. Я достал из подвала садовую мебель и чувствовал полное умиротворение. Я стал теперь хранителем целого состояния, поскольку по просьбе Кристы принял предложение близнецов, но сомнения и угрызения совести не покинули меня, я сдал также заказанный фотоальбом, и мои финансовые дела шли лучше, чем когда-либо прежде, и это в такое время, когда многие ежедневно испытывали страх оказаться назавтра безработными.

Пасхальные дни с Кристой были одними из лучших в нашей супружеской жизни, не слишком пылкой, но державшейся на нежности и постоянстве. Криста излучала свое обычное спокойствие и очарование, которое привлекало меня с самого начала совместно прожитых дней и вселяло в меня чувство защищенности. Мы резвились часами, и все-таки меня охватывало беспокойство; сидели в саду на скамейке и грелись на солнце, я нежно поглаживал спину Кристы и теснее прижимал ее к себе, но при этом перед глазами возникала сцена в Дюссельдорфе, Матильда с ее способностью «проявлять» фотографии и вилла в долине Рура.