Лавина - [35]

— Ты уже, конечно, уловила изменения на снимке? — съязвил я.

— Да. Лицо Хайнриха с каждым днем блекнет, а лицо убийцы приобретает свои очертания. Но они еще не так отчетливы, чтобы можно было распознать определенную личность. Только когда Хайнриха станет вообще не видно, убийцу можно будет разглядеть вполне.

Я прикусил язык: ее серьезный тон свидетельствовал, что она верила в эту мистику.

— Хочешь узнать, почему я поставила свою машину рядом с твоей? — спросила она.

— Ради этого я сюда и пришел.

— Мы договорились, что будем союзниками. Так вот, я не бездельничаю, не слушаю по шесть часов в день Моцарта, если ты так думаешь, а езжу гулять, иногда хожу в кино, но только не здесь, не в городе. Несколько дней назад осматривала снаружи виллу Хайнриха, ведь я ее раньше не видела, и заметила одного выезжавшего из ворот человека, который показался мне знакомым. Я не могу сейчас сказать тебе определенно, где и когда видела этого человека, на фотографии или среди знакомых Хайнриха, но я абсолютно уверена, что знаю его. У меня хорошая память на лица. А сегодня, возвращаясь из Бохума — я была там в картинной галерее, — опять сделала крюк и проехала мимо завода. Я часто так делаю. Ставлю машину возле завода и представляю себе, что Хайнрих сидит за своим письменным столом и разговаривает со мной по телефону. Но я никогда не выхожу из машины. Сегодня рядом со мной остановился тот самый «порше», который я видела у виллы, и в машине сидел тот же самый водитель. Он все время посматривал в сторону заводоуправления. Одно это меня бы не насторожило. Подозрительным показалось лишь то, что человек время от времени подносил к глазам бинокль. Тогда я откинула спинку сиденья и так повернула зеркало заднего вида, что лежа могла видеть «порше», пока он вдруг не уехал. Потом, к моему удивлению, пришел ты. Минутой позже меня там уже не было.

— Можешь описать этого господина?

— В общих чертах: молодой, лет двадцати пяти, в желтых перчатках, курил трубку.

— Зачем, нужно было ему рассматривать в бинокль завод? — вслух размышлял я. — Ведь завод не голая женщина.

— А почему, собственно, ты был там?

— Гранд-дама созвала первое заседание правления и вела его весьма уверенно и энергично. Решено, что фирма не будет продана, если только близнецы в последний момент не расстроят планы матери, чему я лично не верю. Твоего отца утвердили директором завода, а какие обязанности будут у меня, еще не знаю, об этом пока речи не было.

— Я не уверена, справится ли мой отец со своей задачей. Он несдержан, нетерпелив и может быть фанатичен. Если он что-то вбил себе в голову, значит, так и должно быть, а не иначе. Может, он и переменится, выполняя новые обязанности. Но отцом он всегда был хорошим. Каждую свободную минуту отдавал мне, только их было у него слишком мало. Если бы у моей матери имелась хоть капля рассудка, она не ушла бы от него… Иногда я воображаю, что было бы со мной, если бы я не повстречала Хайнриха. Вероятно, осталась бы служить в заводоуправлении, вышла замуж и ходила бы с большим животом. А если нет, то таскалась бы с кассетным магнитофоном, чтобы все обращали на меня внимание или возмущались… Надеюсь, отец получит поддержку персонала, и люди поймут, что значит для них модель Хайнриха. Очень хотелось бы в это верить из любви к отцу. Хайнриху было легче. Он придумал свою модель, будучи богатым человеком. Ему не надо было кому-то завидовать. У кого все есть, тот не знает чувства зависти. Хайнрих никогда не понимал алчности других, ведь у него было все, включая меня.

Немного помолчав, она спросила:

— Ну а ты что скажешь, Вольф? Я тебе нравлюсь?

Я не сразу понял смысл ее вопроса. Лицо у меня горело, я почувствовал себя застигнутым на самых сокровенных желаниях. Невинно и бесстыдно она спросила меня, не хотел бы я стать преемником Хайнриха Бёмера.

Мое смущение развеселило ее. Она положила свою руку на мою и поцеловала меня в губы.

— Конечно, я тебе нравлюсь. Это я поняла с самого начала, такое чувствует каждая женщина. Меня бы даже обидело, если бы ты не испытывал ко мне влечения. Только убери руки, Вольф, мне не нужен никакой мужчина. У меня есть один, даже если ты этого не понимаешь. Хайнриху есть лишь одна замена — это он сам.

Она показала на портрет с траурным крепом в верхнем левом углу рамки.

— Конечно, ты можешь спросить, как такая молодая женщина, как я, обходится без мужчины. Мужчины всегда думают, что они необходимы. Ответ прост: если меня тянет к мужчине, я смотрю на портрет Хайнриха и нахожу в этом утешение. А большего мне и не нужно.

Уходя от нее, я почувствовал себя оскорбленным.

Криста вернулась домой в одиннадцать часов. Она выглядела очень уставшей, тут же выпила бутылку газированной воды, а потом достала из сумки ресторанную колбасу и ветчину.

— Мне надо пройти обследование, у меня, наверно, сахар, — сказала она. — Те, кого постоянно мучает жажда, могут быть диабетиками.

— Чепуха, просто ты слишком много работаешь. От беготни по горячей кухне обязательно захочешь пить. У меня тоже появляется жажда, когда я повсюду ношусь.

— Ты? Ты пьешь не потому, что хочешь, а по привычке.