Лавина - [15]

Я ждал посреди гостиной, пока Матильда не вернулась и тщательно не затворила за собой стеклянную дверь. Не ожидая приглашения, она уселась в кресло.

На ней были бежевые брюки, такого же цвета полусапожки, желтый пуловер, а на шее, по пуловеру, янтарные бусы; медленно, вызывающе медленно она закурила сигарету. Пуская дым из ноздрей, тихо заметила:

— У вас хороший вид на колокольню — вероятно, лучший во всей округе. Может, сварите кофе? Я сегодня еще ничего во рту не держала, выпила только стакан апельсинового сока. Вашей жены нет дома?

— Она на работе, — отрезал я, немного рассердившись, что она так бесцеремонно проникла ко мне в дом. — Есть люди, которым в самом деле приходится работать.

— Кому вы это говорите? Я бы тоже охотно пошла работать, но в последние годы из-за постоянных занятий просто руки не доходили. Хайнрих приставил ко мне слишком много учителей.

Пока я на кухне наполнял кофеварку водой и молотым кофе, я украдкой поглядывал на кресло, в котором сидела Матильда: будто в рассеянности, положив нога на ногу, она задумчиво глядела на тлеющий окурок своей сигареты в пепельнице. Я чувствовал, как она все больше и больше забирает надо мной власть, над зрелым и опытным мужчиной пятидесяти лет — ну и что с того? — ведь Бёмер был на десять лет старше меня! Я чувствовал, что Матильда тянет меня куда-то, а я не в силах противиться. Она не так уж проста, как можно было судить по ее внешности.

— На прошлой неделе меня пригласили к нотариусу, — сказала она. — Он зачитал мне длиннющий документ.

Она с наслаждением прихлебывала свой кофе, который пила без молока и без сахара.

— Моя квартира оплачена на десять лет вперед, от одного доверенного лица я буду получать ежемесячно три тысячи марок на текущий счет, который Хайнрих открыл для меня в сберкассе два года тому назад.

— Почему вы мне все это рассказываете? — перебил я ее. «Шлюха высокого полета, — мелькнуло у меня в голове. — Надо же, десять лет будет еще получать от своего покойного любовника щедрые вознаграждения».

— Почему я вам это рассказываю? Я думала, во всяком случае, так мне показалось при нашей первой встрече, что вы тоже заинтересованы в разъяснении его смерти. Или нет? Вы были одним из первых, кто увидел покойника в церковной колокольне, вы фотограф и, конечно же, запечатлели этот сюжет. Можно мне взглянуть на фотографии?

От таких слов у меня даже ладони вспотели; я уже готов был вскочить и убежать из квартиры, но ее невинный взгляд пригвоздил меня к месту.

— Я вас напугала? Сожалею. Я знаю, что эти фотографии не сахар, но и я не неженка, могу вынести и не такое. Я долго раздумывала о вашем визите ко мне и пришла к убеждению, что только вы смогли бы мне помочь и стать моим союзником.

— Союзником?

— Все эти годы я только и делала, что училась и видела себя лишь в зеркале, одетой и раздетой, а зеркало искажает реальность. Вы фотограф, вы видите все иначе, видите острее, заглядываете за зеркало. Покажите мне фотографии. Хайнрих внушил мне, что нужно быть беспощадной к самой себе, если не хочешь, чтобы тебя сожрали. Я была не только его любовницей, но и его способной ученицей. Вы видите, я вам доверяю, иначе бы всего этого не рассказывала.

Я встал и предложил ей пойти со мной в подвал, где рядом с темной комнатой в узком чулане, в котором могли поместиться лишь двое, был оборудован мой архив. Spotlight[2] позволял рассмотреть на фотографиях мельчайшие детали, вплоть до самых незначительных подробностей.

— Ну, наконец-то, — прошептала она у меня за спиной, как будто мы находились в каком-то запретном месте.

Я достал фотографии из пластикового пакета. Это были снимки шесть на девять; после того как я проявил их, я всего лишь раз на них взглянул. По идее, их следовало передать полиции, но это наверняка вызвало бы докучливые расспросы.

Матильда медленно перебирала фотоснимки.

— И это все?

— Все. Свет в то утро не особенно благоприятствовал съемке, а я был слишком взволнован.

— Могу себе представить. Ведь не каждый день можно увидеть покойника, висящего в колокольне, да к тому же перед самым домом.

— Что вы сказали?

— Ничего. Увеличьте их, пожалуйста. Мелкие детали легче разглядеть только на увеличенных фотографиях.

— Что вы собираетесь с ними делать? Хотите оклеить стены квартиры?

Глаза ее сверкнули недобрым огнем, она резко обернулась и прошипела мне прямо в ухо:

— Я считала вас более тактичным. Ваша шутка безвкусна.

— Извините.

Не спросив разрешения, она забрала фотографии из моего архива. Когда в гостиной я потребовал их обратно, она, не вдаваясь в объяснения, заявила:

— Для увеличения у вас есть негативы. Я вам позвоню. Мы можем где-нибудь встретиться, или вы просто придите ко мне. Вот мой телефон, его нет ни в одной телефонной книге. Вот так. Тогда — до скорого, но с увеличенными фотографиями.

В редакции газеты «ВАЦ» опять не хватило дневных фотокорреспондентов, тогда позвонили мне, чтобы я выполнил одно задание, хотя городские фоторепортажи не входили в круг моих профессиональных интересов — неблагодарное это занятие, да и гонорары жалкие. Но все же я иногда соглашался, чтобы на всякий случай иметь лазейку: в редакции покладистость вознаграждается с лихвой. Времена были трудные, а синица в руках лучше, чем журавль в небе.