«Лав – из» - [30]

С улицы веет холодком. Жанка беззвучно повторяет: «Человек все-таки, человек все-таки», – и постепенно, от осознания своей человеческости, ей становится ужасно себя жаль.

Он появляется ровно в восемь. Пунктуальный, думает Жанка. Такой нарядный.

Жанке хорошо его видно. Стоит, облокотясь спиной на детские качели, делает вид, что спокоен, а на самом деле очень встревожен. Беспрерывно оглядывается, нервно застегивает и вновь расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке. Ждет. Боится, что не приду.

Может, я поступаю неправильно, думает Жанка, жадно глотая каждое его движение, каждый жест. Может, иногда нужно думать только о себе. Может, это такое испытание.

Жанка бросается быстро натягивать платье. Подожди, шепчет она, подожди, я сейчас!

Слышно чей-то разговор. Жанка смотрит в окно.

Он стоит, как и раньше, облокотясь о детские качели. Рядом с ним Ирма Ивановна переминается с ноги на ногу.

– Ваня?! – громко говорит Ирма Ивановна. – Что ты здесь делаешь?! Вот так встреча!

– Встреча, – неохотно говорит он, растерянно оглядываясь. – Вот так встреча, Ирма.

– Я вообще-то собиралась на день рождения к одной знакомой, но, помнится, кто-то недавно грозился повести меня в кафе… Если предложение остается в силе, то я са-гласна, ладно, так и быть…

Ирма Ивановна кокетничает своим довольно натренированным телом, всеми своими бицепсами и трицепсами.

Ваня молчит.

Жанка плачет.

– Я жду одного человека, – неуверенно оправдывается Ваня.

– Женшчину?! – Ирма Ивановна театрально надувает губки.

Ваня молчит.

Жанка плачет.

– Если ты ждешь Жанку, Ва-ничка, то тебе не повезло, да-ра-гой. Я ее еще полчаса назад встретила в парке. Со Степой-кондуктором…

Ваня молчит.

– Я не напрашиваюсь, Ваня, – неожиданно строгим тоном заявляет Ирма Ивановна. – Никогда не была второй и не собираюсь. Адью!

И очень медленно, покачивая бедрами, отходит в сторону.

Ваня последний раз оглядывается. Смотрит на часы. Половина девятого.

– Ирма! – кричит он. – Подожди. С тобой так трудно договориться! Какая-то ты непонятная!

– Женшчина должна быть за-га-дачная.

– Ирма…

– Ваня…

Они исчезают за углом, а Жанка наконец вытирает мокрое от слез лицо.

Ей хочется кричать: сука! ты все врешь!

Но ни звука с уст.

Жанка стягивает платье. Снова усаживается на подоконник и глубоко дышит. Только дышит.

Сумерки становятся густыми. Соседние дома тонут во тьме.

Она не плохая, думает Жанка, она просто любит его, иначе зачем бы ей быть такой подлой.

Гнев, что собирался внутри, растворяется в тихой печали.

Она любит его, думает Жанка. Пусть им будет лучше.

Над верхушками тополей поднимается бородатая голова Бога.

– Жанна, – торжественно говорит Бог, – ты заслужила Царство Небесное.

Жанка не удивляется. Она ощущает неимоверную легкость в теле.

– Ты заслужила Царство Небесное, – повторяет Бог, наверное для того, чтобы Жанка не успела его поблагодарить.

– Спасибо, Боже, – шепчет Жанка, – но…

Ее тело на глазах становится изящней, тоньше, меньше, совсем крошечным. На спине вырастают серовато-серебристые крылья – и вот гигантский ночной мотылек слетает с подоконника в небо, пролетает над двором, над мироновскими тополями, над мироновским вокзалом. Полет дается тяжело, потому что крылья слишком большие и слишком тонкие. Кто-нибудь может подумать, что это летучая мышь или даже сова, но уж никак не мотылек.

– Благодарю тебя, Боже, – шепчет Жанка уже откуда-то оттуда, – но я просила не Царства Небесного. Ты дал мне слишком много. Я просила всего лишь Его.

Canis lupus familiaris (Собака)

Эльвира Владимировна сидит в кабинете № 17. Чтобы найти этот кабинет, нужно подняться по деревянным ступенькам на второй этаж и пройти в конец темного коридора.

Эльвиру Владимировну все боятся, потому что она очень принципиальная. Так что в ее кабинет заходят обычно лишь те, кто с ней незнаком. Или по ошибке. Или из любопытства – чтобы своими глазами увидеть наипринципиальнейшую женщину на свете.

Внешне Эльвира Владимировна – обыкновенная, ничем не примечательная женщина, волосы обесцвечены пергидролем. Маленькое строгое лицо, не ведающее милосердия. Маленькие фиолетовые губки, сложенные бантиком – из тех бантиков, которые цепляют на похоронные венки. Ногти аккуратно выкрашены красным – цвета артериальной крови. Юбка – чуть ниже колен, в узкую элегантную полоску. Такой же полосатый элегантный пиджак. Минимум украшений. Иногда Эльвира Владимировна надевает очки – «ЧТОБЫ ЛУЧШЕ ТЕБЯ ВИДЕТЬ».

Ты приходишь к Эльвире Владимировне, допустим, в понедельник.

Понедельник – единственный приемный день.

Ты – уверенный в себе гражданин Украины. Дважды бывал за границей. Свободно владеешь разговорным английским. Знаешь, что чиновники существуют потому, что ты, выплачивая налоги, их кормишь. Короче, ты входишь в кабинет Эльвиры Владимировны со всей гордостью страны, которую через 20 лет, возможно, примут в ЕС.

Эльвира Владимировна сидит за столом. Она ничуть не удивлена твоим появлением. Она, можно сказать, тебя только и ждала.

Внимательно оглядывает вновь прибывшего с головы до ног и говорит:

– Подождите, пожалуйста, за дверью.

– Почему?! – негодующе удивляешься ты. – Почему я должен ждать за дверью?! У вас никого нет, вы не разговариваете по телефону, сейчас не обеденный перерыв… Почему мне нужно ждать за дверью??