Латышские стрелки в борьбе за советскую власть - [17]

Псков и Нарва, лежащие на путях к Петрограду, стали участками решающих боев. На этих направлениях наступало 15 дивизий отборных немецких войск, поддерживаемых артиллерией и авиацией.

Не ожидавшие столь стремительного нападения, голодные, измученные четырехлетней войной русские войска бросили окопы и блиндажи и покатились назад ко Пскову, оставляя по пути обозы, артиллерию, снаряжение, боеприпасы и продовольственные запасы.

В Петрограде наступили тревожные дни. Трудовой люд напрягал все силы для того, чтобы защитить свои завоевания. Необходимо было срочно эвакуировать рабоче-крестьянское правительство в Москву.

10 марта 1918 года для членов правительства и охраны были поданы вагоны первого и второго класса, в числе которых было несколько синих, находившихся в свое время в личном пользовании семьи Романовых. Эти вагоны до того стояли в вагонном парке и не отапливались. Во всех вагонах второго класса, отведенных для охраны, царил полный разгром.

Латышские стрелки молча оглядели неприглядные вагоны, которые должны были стать их временным жильем, поплевали на руки и, одолжив у стрелочников метлы и скребки, вымели, выскребли всю грязь. Раздобытым угольком затопили печи центрального отопления в каждом вагоне, оказавшегося, к счастью, в исправном состоянии, предварительно забив окна фанерой, досками и другим попавшимся под руку материалом. А чтобы не было темно, несколько окон застеклили, достав стекло в вагонном парке. И в конце концов, когда были вымыты все полы, оттерты от пыли и грязи диваны и стенки, нам стало казаться, что мы поедем даже с некоторым комфортом… Вагоны первого класса избежали опустошительного разгрома, которому подверглись вагоны второго класса.

Посадка правительства проводилась быстро, без излишней суеты и шума, чтобы не привлечь внимания контрреволюционных элементов.

Вечером, когда все члены правительства и ЦК партии расположились в вагонах и наша охрана заняла места в тамбурах, где были установлены также тупорылые «максимы», паровоз тронулся.

Через два-три перегона беспрепятственного хода на одной промежуточной станции поезд вдруг был задержан. На тревожный вопрос коменданта поезда – командира отряда товарища Берзиня: «Что случилось?» – дежурный по станции, угрюмо косясь на деревянную кобуру маузера, перекинутого у Берзиня на тонком ремешке через плечо, ответил:

– Да вот… поезд № 1501 еще не прибыл на следующую станцию.

– Что такое, откуда взялся этот поезд? – встревожился Берзинь.

– Черт их разберет – не то анархисты, не то левые эсеры, не то еще какие-то левые, да разве теперь разберешь? У кого наган, тот и пан!..

По перрону, как обычно немного наклонясь вперед, шел Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич. Увидев коменданта поезда, выходящего от дежурного по станции, он поспешно спросил, для чего-то надевая очки:

– Ну как, товарищ Берзинь, долго он еще будет нас морозить?

Берзинь пожал плечами:

– Владимир Дмитриевич, перед нами от самого Петрограда идет какой-то подозрительный поезд, не то с анархистами, не то с эсерами, и ему там кто-то покровительствует из большого железнодорожного начальства. Он все время без задержки продвигается вперед…

– Ладно, я сейчас, – хмуро заметил Бонч-Бруевич, поспешно хватаясь за ручку входной двери к дежурному по станции.

После довольно продолжительных переговоров с дежурным по станции наш состав наконец опять тронулся. Несколько перегонов проследовали беспрепятственно. На станции Большая Вишера мы увидели три красных сигнала – видимо, это и был хвост таинственного поезда, шедшего все время перед нами. Несмотря на то, что было раннее утро, в этом странном поезде, как видно, никто не собирался спать. Дул резкий холодный ветер, но двери всех теплушек были раскрыты настежь. Пассажиры, одетые кто в морской бушлат, кто в студенческую шинель со светлыми пуговицами, а кто в гражданское пальто с бархатным воротником, разгуливали по перрону, увешанные холодным и огнестрельным оружием. Где только они его достали, да и чего тут только не было! Видно было, что этот неизвестный вооруженный сброд кого-то нетерпеливо ожидал… Они стояли отдельными группами на перроне, оживленно разговаривая между собой, словно стараясь в чем-то убедить друг другая

Доложили об этих людях командиру отряда Берзиню. Он приказал готовиться к скорому отправлению и обещал принять меры.

Все произошло необычайно быстро и организованно. На противоположных концах перрона неприметно для вооруженного сброда были установлены станковые пулеметы. Одновременно стрелки с пулеметами окружили подозрительный поезд, стоявший несколько впереди нашего на одном из соседних путей. Когда перрон и поезд вооруженного сброда были взяты в плотное кольцо, а пулеметчики залегли за щитами пулеметов, Берзинь скомандовал зычным голосом, привычным к командам на открытом воздухе:

– По вагонам! Даю десять минут, а затем открываю огонь!

Едва умолк его мощный голос, как сразу взбурлили отдельные группы вооруженных людей, подобно прорвавшей плотину воде. Раздались яростные выкрики:

– Насилие!

– К чертовой матери этих гвардейцев Ленина!

– В гранаты их, братва!

Держа в руке длинноствольный маузер и не меняя позы, Берзинь взглянул на часы: оставалось 6 минут.