«Ласточки» над фронтом - [7]

Я не сразу поняла ее.

— Разве такие имеются?

— Конечно. И вы их отлично знаете, только не догадываетесь. Это У-2.

У меня вытянулось лицо.

— Ну вот, сразу и разочарование. И работа предстоит интересная. Будет создан полк ночников, оснащенный У-2. Цель его — оказывать помощь наземным войскам непосредственно на передовой.

И она заговорила о роли, которую должны сыграть маленькие У-2 на войне.

Увлекшись ее рассказом, я сразу же согласилась стать ночным бомбардировщиком, хотя Марина Михайловна и не торопила с ответом.

И лишь когда вышла за дверь, вспомнила об истребителях и закусила губу. Но уже было поздно. В раздумье я постояла еще немного в коридоре. Потом тяжело вздохнула и примирилась с постигшей меня участью. Но тут же успокоила себя: в конечном счете впереди меня ждал фронт. А это — самое главное.

…Нет, совсем нелегко и не сразу все это нам далось: и стремительные ночные атаки, и выходы точно на цель в непроглядной тьме, и прицельное бомбометание по целям, выхваченным на какие-то мгновения из мглы светящими бомбами.

Наверное, нетрудно понять мое состояние, когда я однажды на тренировке чуть не угробила машину, сажая ее ночью.

Спрыгнув на землю, я в сердцах бросила подруге:

— Не получится из меня ночного бомбардировщика! Видишь, что натворила!..

У самолета от удара о землю лопнуло крепление шасси.

— Надо сделать так, чтобы вышел, Чечнева! — раздался из темноты резкий голос Расковой.

Я не заметила, как она подошла.

— Марина Михайловна, вы же сами видите… Наказывать за такие вещи надо…

Не знаю почему, меня обуял бес самобичевания. Сказался стыд за неудачную посадку и за то, что ее видела сама Раскова.

— Это у нее пройдет, товарищ майор, — вступилась за меня подруга.

— Вот что, Чечнева, успокойся, не нервничай. Выше голову! После войны хочу видеть у тебя ордена. Смотри, не меньше двух!

— Так уж и двух! Раскова засмеялась:

— Три можно. А меньше двух не пойдет!

За окном капель. Чернеет в лощине снег, бурым стало летное поле.

Весна! С какой радостью ждала Марина Михайловна ее каждый год! Весна значит, новые трассы. Далекие, о которых даже боязно сказать вслух. Но сейчас война — другие полеты, другое небо.

Небо, распоротое визжащими осколками, грохочущее от рева моторов, смятое, вздыбленное, огненное… Хорошо, что мать и дочка в безопасности… Кстати, какое сегодня число?

Раскова посмотрела на листок календаря. 14 марта 1942 года… Вспомнила маму, дочурку. Нет, сегодня нужно написать письма. Во что бы то ни стало. Завтра опять не соберешься.

Отложив в сторону бумаги, она пододвинула чернильницу.

«Пользуюсь тем, что имею десять свободных минут, чтобы написать тебе. Если сейчас не напишу, то, может быть, недели две не смогу сесть за письменный стол… Я вполне здорова, работаю хотя и без отдыха, но с большим интересом…»

Не много сохранилось этих писем. Как не много их было и написано.

2 апреля 1942 года: «…У нас испортилась погода. Два дня стояла такая пурга, что в 5 метрах не было видно человека. При этом ветер достигал силы 20 метров в секунду. Это настоящий шторм! Ломало крыши, поломало дверь в мой ангар. Хлопот было много. Необходимо было сохранить все свои самолеты — и в ангарах, и стоящие просто на поле. Это стоило большого труда, но все обошлось благополучно: все наши чудесные самолеты целы.

Правда, когда пурга стихла, все мы были похожи на чучел, так как наша одежда была покрыта коркой льда, а когда лед растаял, то все было мокрое, хоть выжимай. Еле-еле успевали высушиться и снова сменяли тех, кто уже обледеневал, защищая от стихии самолеты. Сделав небольшую передышку, пурга замела снова. Но за это время мы уже успели кое-что укрепить, и новая пурга принесла нам меньше хлопот.

Мой народ показал себя замечательно. В пурге пробирались они к стоянкам самолетов в тесном строю, держа направление по компасу, так как ничего не было видно. Это был хороший экзамен и для них и для меня…»

15 мая 1942 года: «…Наша жизнь прекрасна великой, исторической героикой. Какие подвиги способен совершить наш народ и какой единой волей в борьбе за свое счастье и свободу спаян весь наш великий Союз! Люди сейчас на глазах растут во всем своем величии. Ты не узнала бы нашего Рому! За эти десять месяцев войны он стал более взрослым, чем за все годы своей жизни. Настоящая душа и сердце русского советского человека определились для него самого ясно только теперь. Он сам сказал мне в Москве, в последний мой прилет туда, что теперь самое сильное его желание — стать коммунистом, членом партии. Я горжусь тем, что Рома в суровые дни войны понял это, и понял сердцем. Многое, что казалось прежде важным, стало теперь ничего не значащим, просто пустяками. На чем спать, как быть одетым, что есть, что пить — все это не играет ровно никакой роли в жизни. Цель одна — как можно больше принести пользы в деле освобождения нашей земли, в деле священной войны с фашизмом не на жизнь, а на смерть… Главное, что все мы твердо верим в свою победу. Нам ничего не жаль для окончательного боя за нашу свободу. Кто в это верит, тот перенесет любые трудности, выйдет победителем.

Мечтаю прилететь к вам в конце мая. Хорошо было бы попасть на Танюшино рождение. Но так точно угадать трудно. Если я к 29 мая не прилечу, когда будешь ее поздравлять утром, то поздравь и от меня и крепко-крепко поцелуй. Я так без нее скучаю, но стараюсь об этом не писать, чтобы она не скучала. Потерпи еще немного, моя родная, скоро мы заживем снова мирной жизнью. Будем быстро восстанавливать былую жизнь в своей стране. И ты с Танюшей вернешься в нашу родную Москву, в которой будет ярко гореть свет. И в этот радостный день мы все снова помолодеем на десяток лет…