Ласточки и амазонки - [86]

– Прошу вас сообщить мне ваши имя, фамилию и место жительства, – официальным топом произнес полисмен.

– Меня зовут Джон Уокер, – ответил Джон. – А место жительства – здесь.

– Уокер, Джон, – повторил полицейский, записывая в блокнот. Потом он снова вытер лицо. – Место проживания?

– Здесь.

– Где?

– Здесь.

– Это не пойдет, – покачал головой полицейский. – Где вы живете?

– Вон в тех палатках.

Полицейский прошествовал к палаткам и заглянул внутрь.

– Мы еще не заправили постели! – запротестовала Сьюзен.

Как раз в этот момент с другого конца острова донесся заливистый веселый посвист.

– Там еще кто-то есть? – осведомился полицейский.

– Есть, – кивнул Джон.

– А теперь слушайте мои вопросы и честно отвечайте на них, – сказал полисмен. – Когда вы оказались на борту баржи, принадлежащей мистеру Тернеру?

– Мы и близко к ней не подходили, – возразил Джон, – если не считать того раза, когда я приплывал, чтобы поговорить с мистером Тернером.

– Ну-ну, – скептически фыркнул полисмен. – Ты меня не проведешь. Так вот, дело в том…

– Сэмми! – воскликнул звонкий голос. Полицейский резко обернулся. – Сэмми, мне стыдно за тебя. Если ты немедленно не уберешься отсюда, я все расскажу твоей матери.

– Я, конечно, прошу прощения, мисс Милли, – ответил полицейский, и лицо его стало краснее его носового платка, – но я думал, что они что-нибудь знают об ограблении, если бывали на барже прежде и что-нибудь видели. Я и понятия не имел, что они ваши друзья.

– Конечно, друзья, – сообщила капитан Нэнси, вступая в пределы лагеря и сваливая наземь связку стоек для палатки. – Они и пальцем не трогали баржу дяди Джима. Можешь вернуться к дяде Джиму и так ему и передать… А может быть, захватить его лодку и взять его в плен? – добавила она, обращаясь к Джону.

– Нет, не делайте этого, мисс Милли, – взмолился полицейский. – Только не сегодня. Я собирался отправиться отсюда в участок…

На тропе, ведущей из гавани, появилась Пегги Блэккет с огромным белым тюком на плече. За нею шли Титти и Роджер, тащившие одеяла и сложенные удочки.

– Привет, Сэмми, – поздоровалась Пегги. – Что ты здесь делаешь?

– Да я тут просто по ошибке, мисс, – ответил полисмен.

– Так уматывай отсюда, Сэмми, и больше не совершай таких ошибок, – распорядилась Нэнси.

Здоровенный полисмен бегом вернулся к своей лодке, запрыгнул в нее и оттолкнулся от берега.

– Мисс Милли и мисс Пегги, – умолял он, – не говорите ничего моей маме.

– Хорошо, Сэмми, не скажем, если ты будешь вести себя хорошо.

Полицейский схватился за весла и быстро погнал лодку прочь.

– Чего ему было надо? – поинтересовалась Титти.

– И почему он так испугался? – подхватил Роджер.

– Вы его знаете? – добавила Сьюзен.

– Конечно, знаем, – фыркнула капитан Нэнси. – Его мама когда-то была няней нашей мамы, а потом и нашей няней – когда мы были совсем маленькими. Сэмми работает полицейским. Он не боится никого, кроме своей матушки… и нас, конечно. Слушайте, вы знаете, что случилось?

– Что?

– Ну, вы помните то сообщение, которое передали вам два старика Билли, чтобы вы передали его нам? Насчет того, чтобы дядя Джим запирал свою баржу на крепкий замок? Так вот Билли были правы.

– Баржу дяди Джима ограбили, – добавила Пегги.

– Я так и понял, что что-то случилось, когда увидел сегодня утром все те лодки, – кивнул Джон.

– Какие-то пираты напали на корабль капитана Флинта, пока он был в отсутствии, – пояснила капитан Нэнси. – Вы же знаете, он уезжал, вы сами нам говорили. Так вот, мы были не правы. Свет, который мы видели на барже, когда плыли к острову в темноте, зажег вовсе не капитан Флинт. Это сделали грабители – то есть те пираты. Как раз в тот момент они вершили свое грязное дело.

– Но свет заметил кое-кто еще, – подхватила Пегги. – Это был моторист, который точно знал, что дядя Джим уехал. Так что утром он явился проверить, что это был за свет, и увидел, что дверь каюты вскрыта, а внутри все перевернуто вверх дном. Моторист сразу же сообщил маме, а она послала телеграмму дяде Джиму. Он вернулся вчера вечером и отправился на баржу, но там творился такой кавардак, что он решил заночевать у нас дома вместе со своим попугаем.

– Он был просто вне себя от злости, – сказала Нэнси. – А попугай слишком переволновался, чтобы говорить.

– Иногда он был злой, а иногда делался просто мрачный, – поправила Пегги. – Он говорил, что ему было бы плевать, даже если бы баржу обокрали начисто – но только бы оставили то, что пропало у него теперь. Они забрали у него старый сундук с пишущей машинкой и книгой, которую он писал все лето. С той самой книгой, из-за которой он больше не дружил с нами, как раньше. Он сказал – они, наверное, украли этот сундук потому, что он был такой тяжелый. Он не знает, что у него еще пропало. Но воры выкинули на пол все, что лежало в шкафах, и разбросали все вещи. Дядя говорит, что это хуже весенней уборки. Иногда он просто сидит грустный и вообще ничего не говорит, а иногда начинает проклинать это озеро, где кишит всякое пацанье, и вас тоже…

– Он всегда считал, что это сделали мы, – заметил Джон.

– Я как раз собиралась сказать ему, что вы не могли сделать этого в ту ночь, – сообщила Нэнси, – потому что были на реке Амазонке, когда мы видели свет в окнах каюты, но Пегги как раз вовремя ткнула меня локтем, и я вспомнила, что в ту ночь мы спокойно спали у себя дома, и заткнулась. Я вот думаю – хорошо, что мы уже уплыли из дома и собираемся стать здесь лагерем. В любую минуту нам могли это запретить, потому что все страшно взвинчены. Мы тайком выбрались из дома еще вчера вечером, погрузили вещи на «Амазонку» и спрятали ее на реке вверх по течению. А нынче утром вели себя тише воды ниже травы, пока дядя Джим не отправился на свою баржу. Когда мы вышли в море, ветра почти совсем не было, а то мы явились бы раньше. Нам пришлось идти мимо островов на веслах, а потом мы еще смотрели, как народ сплывается в залив Баржи, чтобы посмотреть, где произошло ограбление.