Ласточка - [8]

– А они не удивляются, что брат так часто звонит? – усмехнулась Ника. – Что? Или ты мне привет от нее передаешь, а сам… – Ника ахнула от своей догадки. – Пап, я права? Никаких приветов мне мама не передавала, так?

– Не совсем… Не время сейчас говорить… Это я виноват, все не знал, как сказать.

– Молодец! – Ника похлопала отца по руке ниже плеча. – Офицерский поступок! Мужественный, честный.

– Не мучай меня, Ника, пожалуйста.

Ника прижалась к отцу.

– Да, прости. Все хорошо. Я все поняла. Мамой не называть, да?

– Ну… тихо только если. И не плакать.

– Я не буду плакать, – сказала Ника. – Не волнуйся.

Анна молча взглянула на Нику, когда та, увидев мать на лавочке, узнавая и не узнавая ее в черном облачении, робко подошла к ней.

– Привет… – Ника, не зная, как быть, подсела к Анне. – Мам… – как можно тише сказала девочка и постаралась заглянуть Анне в глаза.

Мать сидела с плотно сжатыми губами, глядя перед собой. Руки ее, обветренные, с коротко обрезанными ногтями на загрубевших загорелых руках, тоже были сжаты.

– Мамочка… – Ника от растерянности не знала, что делать с цветком, так и держала его в руках.

– Здравствуй, Ника. Как ты живешь? – Мать говорила глухо и, как показалось Нике, с упреком. Цветок в горшке она даже как будто не замечала.

– Я – хорошо. Учусь.

Анна кивнула, не глядя. Ника, растерявшись, добавила:

– Занимаюсь спортом… мам… катаюсь на лыжах… у меня…

– Катайся, – ответила Анна, встала и ушла, не оборачиваясь.

Ника тоже встала, но идти за ней не решилась. Она посмотрела, как Анна ровным шагом, с каменной спиной, опущенными плечами, дошла до поворота к небольшой пристройке, всей закрытой строительными лесами, чуть замедлила шаг, как будто хотела все же обернуться, но не стала оборачиваться, ушла.

Отец стоял уже в каменной арке на входе в монастырь, читая историю монастыря на темной выщербленной стене.

– Ника? – Антон глянул в лицо дочери, обнял ее за плечи. – Давай выйдем наружу, поговорим, потом, может быть, вернемся.

Ника покачала головой, стаскивая большой платок, который она накидывала перед входом:

– Нет, пап. Я больше туда не пойду.

– Плохо маме, да, дочка?

– Наверно, плохо. Не знаю. Она не захотела со мной говорить. На, возьми, – Ника протянула отцу пакет с пирогом и цветок.

Антон взял у нее все и с грустью посмотрел на дочь. Откуда ей взять столько сил, чтобы еще и пожалеть мать, которая вот так оставила ее. Да, Анне трудно. Но есть же Ника, ей ведь она нужна. Антон не может заменить ей мать, хотя очень старается, чтобы Ника не чувствовала себя одинокой. Но о каких-то вещах он не может с ней говорить. Да и не в разговорах дело. Самому лучшему отцу матерью не стать, что тут объяснять.

– Пойдем. – Не отпуская плечо дочери, Антон вышел вместе с ней на улицу. – Хороший день какой. Да?

Ника молчала.

– Да? – мягко и настойчиво переспросил Антон.

– Да, пап. Очень хороший день. Божий. – Ника усмехнулась.

– Ника… – Антон крепко прижал дочь к себе. – Бог тут ни при чем.

– Ничего не скажет маме он, как ты считаешь? Не поругает ее? Она же здесь так близко к Богу.

– Не надо, пожалуйста, не говори лишнего.

– Я вообще не верю! Раньше не верила, а теперь тем более.

– Хорошо, хорошо, дочка, пожалуйста… Хочешь, искупаемся?

– Прямо здесь? Ты издеваешься?

Ника вытерла слезы, с силой запихнула салфетку в карман.

– Смотри, Ника, – отец погладил ее по коротким вьющимся волосам, заправил непослушную прядку за ухо, которая тут же выбилась обратно, – на самом деле какая красота, чудесное озеро. Вот, кажется, люди купаются. Собак своих купают… Рыбачат… Там вон выход отличный к воде…

Ника покачала головой:

– Если ты к ней не пойдешь, пап, то поедем, пожалуйста. Мне здесь тяжело.

– Понимаю. Хотя место, конечно, намоленное… Так здесь как-то… легко дышится вроде… Кому как, да, дочь? – Антон постарался взять Нику за руку, но она скрестила руки на груди. – Вообще хорошее место. Надеюсь, Аня тоже видит это. И это ей помогает.

– Не помогает ей ничего, пап. Все то же, что и было.

– Наверно, ей поможет Бог, дочка.

– Не поможет, пап! – в сердцах сказала Ника. Отец не понимает, что ли? Или не хочет видеть правду? Или же с ней не хочет говорить искренне. – Она не к Богу ушла, а от нас с тобой! Ты прекрасно это знаешь. И вообще от мира.

– Мы это уже обсуждали, Ника. – Антон говорил мягко, но твердо. – Ты знаешь мое отношение. Я тоже считаю, что Аня делает только хуже и себе, и нам, но, наверно, она так не считает. Ей невыносимо жить, как прежде. Ей слишком больно. Раз она не уехала ни через неделю, ни через месяц, здесь ей лучше. Тебе ведь жалко ее?

– Мне себя жалко, пап.

– Неправда. – Антон прижал к себе голову дочери. – Тебе жалко ее. Просто тебе обидно.

– Мне кажется, ей с нами было бы лучше.

– И мне так кажется, дочка. Но мы оба неправы. Иначе бы мама вернулась. А здесь она нашла себе какое-то применение. И, возможно, успокоение.

– Нет, – упрямо покачала головой Ника. – Ты ее не видел. Сходи, поговори с ней. Ты же хотел что-то ей сказать.

– А как ты думаешь, она хочет меня видеть?

Ника посмотрела на отца. Так спрашивает, как будто хочет услышать ободряющий ответ. Спрашивает, как будто сам не взрослый. А она точно знает, что мать ушла навсегда. Что она как будто умерла для них. Вот она есть – и ее нет. Ника отвернулась.