Ласковый убийца - [23]

— Здорово! — издалека крикнул он Ремизову.

Тот огляделся — нет ли рядом подозрительных личностей — и молча протянул Илье руку.

— Давно ждешь? — поинтересовался Илья.

— Я приехал вовремя, — последовал лаконичный ответ.

— Извини, очередь была в столовой. Не мог же я говорить с тобой на голодный желудок?

Ремизов, укоризненно сощурив глаза, покачал головой:

— Эх ты! Живот для тебя важнее, чем… Чем… — он и сам не знал, чем что.

Но Илья не стал вдаваться в подробности:

— Конечно! Ведь он — мой. Собственный. О чем же мне еще заботиться в первую очередь?

Друзья рассмеялись.

— Ну ладно, — махнул рукой Ремизов. — Ты мне нашел то, что я просил?

Илья пожал плечами:

— Нет. Представляешь, у нас на нее ничего нет.

— Совсем ничего? — с подозрением спросил Ремизов.

— Ну, может, что-то и есть, — согласился Бурлаков. — Но если есть, то вне пределов моей досягаемости. Пойми, старик, я же не могу тащить тебе все, что вижу. У нас существует служба собственной безопасности, которая следит за всеми сотрудниками. Если имеется длительная утечка информации, обязательно проверяют, через чьи руки эта информация проходила, кто имел к ней доступ — и так, методом сравнения, потихоньку находят "крота". Понимаешь? Так что — уволь. Я не Штирлиц, и ради твоей газеты в сейф к Мюллеру не полезу. Опасно это, пойми.

— Да? — Ремизов помрачнел; для Ильи это не осталось незамеченным.

— Слушай, Андрюха, ну чего ты на нее взъелся, на эту свою Гюльчатай? На фиг она тебе сдалась?

— Да понимаешь, — начал раздосадованный Ремизов, — газетный бизнес — штука тонкая. Борьба за читателя, за подписчика, за рекламу…

— Ну и что? А причем здесь Гюльчатай? — не понял Бурлаков.

— У нас главный конкурент в Москве — это еженедельник "Факты и комментарии". Неделю назад они опубликовали большую статью о российских женщинах-бизнесменах. То есть о бизнесвуменах. Ну и расписали там: мол, ах, Плотникова, ах, какая умница эта Гюльджан Ивановна! Кстати, Плотникова она по последнему мужу. Все остальные фамилии, включая девичью — не очень приличные. Во всяком случае, запомнить их, а тем более выговорить — просто невозможно. Но дело не в этом. Понимаешь, они поют дифирамбы, мол, Гюльджан Ивановна всего добилась своим умом, а я поднял архив — оказывается, у нее всего десять классов, а потом работала инструктором ЦК ВЛКСМ. Завела нужные связи, ну и пошло-поехало. Короче, делишки там наверняка нечистые. А если бы удалось чего-нибудь накопать… Это же нам плюс, а "Факты и комментарии" пусть утрутся. Слушай, ну неужели ничего нет? Даже какой-нибудь оперативной разработки не ведется?

— Еще чего?! — фыркнул Илья. — Во-первых, даже если бы велась, я бы тебе не сказал. А во-вторых, зачем ты рискуешь? Зачем тебе печатать непроверенную информацию — данные оперативной разработки? Иск предъявят — до конца жизни не расплатишься.

— Ничего, — усмехнулся Ремизов, — профсоюз поможет.

— Профсоюз, — презрительно процедил Илья. — Нет, Андрюха, пока ничего нет на твою Гюльчатай. Пусть эта добрая женщина живет в мире.

— Понятно, — Ремизов был явно разочарован. — А зачем же ты меня тогда позвал?

— А-а-а! — Илья погрозил ему пальцем, — с тебя причитается. Бутылку хорошего-хорошего коньяка. Или даже две бутылки.

— Договорились. Выкладывай.

— Нет, Андрюха. Ты не сердись — я тебе ничего не скажу. Я сам слышал эти разговоры на дне рождения у одного высокого начальника из ФСБ. У кого — не скажу! — протестующе замахал руками Илья, увидев в глазах у Болтушко немой вопрос. — Меня и так позвали туда в нарушение всяческой субординации: чтобы я потом шефа до дома довез на его же машине — он, видишь ли, общественным транспортом не может, на служебной — не хочет, а на такси — его жаба давит. Ну, а у меня — права. Так я вот о чем. Если хочешь найти "бомбу", поезжай во вторую инфекционную больницу и попробуй разговорить начальника тамошней микробиологической лаборатории — Феоктистова Евгения Алексеевича. Он — бывший военный, человек строгий. Умница — каких мало! Ну так вот. Аккуратненько расспроси его про СПИД и про задание, которое им поручило МВД.

— Какое задание? — спросил Ремизов.

— Андрюха, ну это несерьезно. Я же тебе сказал — его расспрашивай, а не меня. Я и так уже наболтал на три строгих выговора и два понижения в должности. Давай не будем, ладно? Я же тебя знаю — проскользнет где-нибудь в твоем репортаже пара моих словечек… Нет! Ты лучше к нему. И с диктофоном — мол, поведай миру, дорогой Евгений Алексеевич. Это — бомба! Просто бомба! Ты таких еще не видел. Поднимешься моментально! У тебя еще все западные агентства интервью брать будут, попомни мое слово!

— Да ну тебя, — обиделся Ремизов. — Плетешь тут черт знает что, а в чем дело — не говоришь. Я буду окучивать этого микробиолога, потрачу кучу времени, а потом окажется, что твоя бомба яйца выеденного не стоит.

Бурлаков, до того момента хихикавший, стал вдруг серьезным:

— Стоит, Андрюха. Очень дорого стоит. Гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Честное слово!

— Ладно, — согласился Ремизов. — Вот когда выясню, в чем дело, тогда и коньяк получишь.

— Да хрен с ним, с коньяком. Ты главное — напиши. Подними волну.