Ларочка - [7]

«Пойдем собирать одуванчики?»

«Пойдем!»

«Сыграем в настольный теннис?»

«Сыграем».

Он всегда односложно соглашался на все, что она ему ни предлагала, и выполнял ровно столько, сколько от него требовалось данным соглашением.

Естественно, Ларочка ждала чего–то сверх. Пройдя свою часть пути, она интуитивно рассчитывала на продолжение, может быть, даже и не конкретизируя для себя каким ему быть. Целоваться они будут, или что–то там еще… Женя оставался неподвижен. Даже когда бродил по берегу реки, нырял, или лупил ракеткой по пластмассовому мячику.

Ларочка досадовала, но не слишком, потому что таким своим поведением Женя ничего вроде бы не портил, возможность продолжения все время сохранялась, тем более, что впереди расстилались почти бесконечные солнечные просторы лагерного августа.

Но несчастье пришло из под земли. Во время одной из меланхолических прогулок зачем–то понадобилось Жене залезть рукою в кротовью нору, и его цапнул за палец рассерженный зверек. Когда об этом узнала медсестра, она почему–то пришла в ужас, и велела везти Женю в город, делать прививку от столбняка и бешенства. Оказалось так же, что от бешенства нужно сделать целых тридцать прививок, и все в живот. Женю каждый день после обеда усаживали в продуктовую машину и везли Гродно, и возвращали лишь к вечеру на ней же.

И без того вялотекущий роман превратился вообще в дым. Ларочка с Женей могли только видеться мельком за завтраком и за ужином.

И вот очередная «эстафета».

Накануне старший пионервожатый Леонид с удивительной фамилией Желудок — ударение на последнем слоге — предложил Ларочке как начальнику штаба своей команды прогуляться вечером. «Надо обсудить, как все чтобы прошло завтра».

Ларочка сказала, что надо собрать всех начальников для такого дела. Сказала так не только из чувства справедливости, но и из любви к атмосфере штабных посиделок, когда ребята деловито покуривают, чертят какие–то схемы на столе, лихорадочно светит лампочка под потолком палатки, вершится лагерная история…

Леонид лениво объяснил, что с этими «оболтусами» он уже обмолвился, а с ней он бы хотел заняться отдельно, поскольку чувствует особую ответственность за ее «красных».

Ларочка согласилась, ради «своих» она была готова на многое. Ее не слишком смутило то, что местом важного разговора был выбрана отдаленная беседка на берегу реки, а временем — «после отбоя».

Светилось зеркало бесшумно бегущей воды, луна присутствовала за кронами сосен, комары то и дело вынуждали к неромантическим телодвижениям. Леонид начал издалека и солидно. Сказал, что уже давно следит за ларочкиной работой, и видит в ней перспективный кадр, собирается продвинуть по рельсам интересной комсомольской работы. С этими словами он положил руку ей на левую часть лифчика. Начальница штаба «красных» осталась в полнейшей неподвижности. Она не могла решить, продолжается ли разговор о ее карьерных возможностях, или это уже начался переход к чему–то другому.

Леонид, посчитав, что первый рубеж уже взят, решительно двинулся вглубь захваченного плацдарма. Он сказал, что есть мнение, что в будущем она, Лариса Конева вполне могла бы стать старшей пионервожатой здесь в «Румлево», и его вторая рука опустилась на колено кандидатки.

— Ах, вот оно что. — Сказала начальница штаба совершенно взрослым женским голосом.

— А ты как думала! — Сбросил маску Леонид, даже радуясь тому, что разговор приобретает простой технический характер. Ты мне, я тебе. До него доходили слухи, что эта Ларочка девушка с каким–то интересным прошлым. Ничего конкретного, но все же…

В этот раз она не стала заниматься рукоприкладством. Просто резко встала всей мощью юного крепкого тела, отчего принявший уже не вполне устойчивое положение Желудок, полетел со скамьи, да еще и под откос к реке.

Лариса молча развернулась и исчезла в ночи.

Леонид совсем не по–пионерски выматерился ей вслед, присовокупив обещание отомстить.

4

Сдерживать свое обещание он начал уже прямо назавтра. Выяснилось вдруг, что в лагерь не завезли красной материи, и ларочкиному отряду пришлось выступать с черными повязками, и их все стали называть «похоронная команда». А еще была запущена, конечно же из штаба эстафеты кличка для этой команды «жеребята». Как ни странно, многих мальчишек это смутило. У одного срочно разболелся зуб, у второго живот. У всех прочих потухли глаза. Команда лишенная боевого духа обречена на поражение.

Руки у Ларочки не опустились, даже наоборот. Она внутренне закипела, и одновременно сцепила зубы, провела необходимую контрработу. Встряхнула каждого, объяснила, что это диверсия, и все потому, что «их», «черных» все боятся. «Мы назло им всем будем работать по–черному и победим!»

До некоторой степени ей удалось поднять дух своего войска. Она с особой тщательностью разработала систему расстановки людей на этапах. Лично дважды прошла всю длинную дистанцию, изучила особенности трассы и так далее. У нее родилось несколько хитрых придумок, как выиграть тут, как выгадать там.

Утро эстафеты выдалось свежее, яркое, громко звенел на весь лес динамик прибитый к сосне, вились флаги, провисали транспаранты, лагерь был охвачен всеобщей боевитой и бестолковой суетой.