Лариса Мондрус - [63]

Я очень удивился, увидев Забежинского: "Что же ты, Лева, так никуда и не уехал?" - "Все не так просто, мешали какие-то формальности. Теперь все образовалось, уезжаю".- "Ну-ну".- "А ты, Шварц, чего раздумываешь? Пора и тебе..." - "Я-то что, у меня в паспорте записано "латыш", а Лариса у нас и вовсе русская".- "Ну и что? Сколько сейчас уезжает и неевереев, и полуевреев, на паспорт никто не смотрит. Организуй вызов - и валяй". Ему легко было говорить, у него на физиономии написано, что он натуральный еврей. "Что ты, Лева, я не могу идти на такой риск. Подам заявление, а мне скажут: "Вы никакого отношения к евреям не имеете. Оставайтесь здесь". И отрежут все концы".- "Смотри, Шварц, сейчас собирается уезжать Игорь Высоцкий. Может, тебе с ним переговорить?" - "Что? Игорь? Уезжает?.." Игорь Высоцкий, молодой и длинный, как каланча, работал саксофонистом в "Москонцерте". "Ну да, он уже разрешение получил".- "У тебя есть его телефон?" - "Да, конечно. Ты позвони ему, Шварц".

Лева меня так уговаривал, потому что, работая с нами, он, быть может, как никто другой знал мои настроения и мою тоску по тем краям, куда нас не пускали. Мы вместе играли фирменную музыку и как хорошие музыканты понимали друг друга с полуслова.

Я пожелал ему счастливого пути, и мы расстались. Но в тот день Лева заронил в мою душу семя, которое довольно быстро проросло. Будущая эмиграция стала моей идеей-фикс. Хотя в нашей московской жизни, продолжавшейся еще год, внешне мало что менялось. Более того - осенью 71-го мы с Ларой вступили в жилкооператив "Белый лебедь", что на Ленинградском проспекте. Нам уже не нравился наш первый этаж, хотелось переехать в дом посолиднее. Помог Миша Дорн, тот самый, что увел Миансарову в донецкую филармонию. И там загонял ее, как лошадь, заставляя работать по три-пять концертов в день. "Это будет стоить тысячу рублей",- оценил Дорн свои услуги. Я решил, что сумма нормальная. Миша свел меня с чиновником московской филармонии, который отвечал за этот кооператив.

Новый, 1972 год мы встречали у Дорна, он жил на проспекте Мира. Кроме нас гостями были Алла Ларионова и Николай Рыбников. Очевидно, их концерты он тоже устраивал. Теперь этой пары уже нет в живых. Странно... Да, интересный момент: когда мы все-таки собрались уезжать, Дорн вернул нам половину из этой "тысячи". "Вторую не могу - отдал человеку, а свою долю возвращаю",- извинился он. Порядочно поступил.

Несколько раз я пытался дозвониться до Высоцкого - бесполезно, телефон молчал как отрезанный. Я уже махнул рукой, думал, он за границей. И вдруг после Нового года дико повезло. Мы с Ларой покупали одежду в Доме моделей, у Зайцева, выходим на Кузнецкий, а навстречу - Игорь Высоцкий с женой. Я искренне обрадовался: "Игорь, ну как же так, я думал, ты давно в Израиле".- "Уезжаю, уезжаю. Разрешение получил - больше никаких проблем"."Но ты же вроде не еврей?" - "Ничего, нашлись родственники".- "Я тебе несколько раз звонил, хотел переговорить".- "Да мы по тому телефону уже не живем. Находимся у родителей жены".- "Надо как-то встретиться с тобой"."Встретиться уже не придется. Послезавтра улетаем. Впрочем, завтра у нас проводы. Все равно будет много народу, заходи - поговорим". Он черкнул адрес.

Эта встреча была для меня как роковой перст, знак судьбы. Не будь ее, все, может, сложилось бы иначе.

В принципе, идти в гости к уезжающему в эмиграцию было тогда чревато. В тюрьму не посадят, но ты уже как неблагонадежный элемент попадал в поле зрения "органов", и это в дальнейшем могло наложить отпечаток на твою биографию. На проводах собирались в основном "отказники" - те, кому не давали разрешения на выезд, например, по причинам, связанным с государственными тайнами. Мы с Ларой, к счастью, никакого отношения ни к каким секретам не имели, поэтому теплилась надежда, что и нас отпустят.

Я нашел указанный дом на Старом Арбате, поднялся по лестнице, ощущая некоторую дрожь в коленках. Кто-то открыл дверь. Полумрак. духота. В двух больших комнатах, как тени из потустороннего мира, теснились люди. Теснотища. Какие-то негромкие разговоры, перешептывания. Чувствовалось, что обстановка довольно нервозная. До меня, как я понял, никому не было абсолютно никакого дела. Все напоминало тайное масонское сборище. С трудом я нашел Высоцкого и знаком показал ему, что хочу переговорить.

Он вывел меня в коридор, там у них двойная дверь между квартирой и лестничной клеткой. Вот в этом узком тамбуре, вернее, в промежутке между двумя дверями, мы и спрятались. Затиснулись, как шпионы или как любовники. Я вытащил заранее подготовленный листок бумаги, на котором записал наши адреса (в Москве и Риге) и анкетные сведения на себя, Лару и мою маму, которая жила одна (я, конечно, не хотел оставлять ее в Союзе). "Игорь,сказал я, страшно волнуясь,- вот тут все данные. Но просьба: вызов сразу не присылать. Мы еще окончательно не определились. Тебя, нееврея, отпускают. Я теперь об этом тоже думаю. Но ты понимаешь, если где-то раньше времени всплывет, что мы интересуемся выездом, наша жизнь будет накрыта - все, колпак, конец. Когда решение созреет, мы дадим знать, и ты пришлешь вызов".- "Эгил, ты меня знаешь. Не волнуйся, все сделаю, как положено..."