Лариса Мондрус - [31]

Песня начиналась словами:

Недаром так всегда бывает:

Судьба путями разными ведет

Одни ребята к звездам улетают,

Другие - собирают их в полет.

Далее следовал припев:

Такая их работа.

Звездная пехота

Тысячи бессонных глаз.

Такая из забота.

Звездная пехота

Космический рабочий класс...

Особого композиторского дара для таких стихов не требовалось. Покопавшись в своих заготовках, Шварц нашел подходящую "болванку", и в два дня песня была готова.

Поэт Володя Сергеев не скрывал восторга:

- Потрясающе! Завтра едем в "Правду", у меня там приятель трудится

- О, "Правда"! Для меня это что-то наподобие небесной канцелярии, последняя инстанция перед Богом.

- Да ерунда. Такие же жлобы, как и везде, только с гонором и более осторожные. Но мы прорвемся.

На следующий день авторы "Звездной пехоты" показывали свое творение в кулуарах самой влиятельной газеты в стране. Шварц с деланным энтузиазмом бил по клавишам, а Сергеев с не меньшим "вдохновением" горланил: "Такая их работа..."

Сотрудники приняли "шедевр" с прохладцей: то ли песня им просто не повкусилась, то ли даже они, привыкшие к партийной туфте, почувствовали, что данное произведение явно "не тянет" в плане искренности и патриотизма. "Такая их работа..." Мда... Не очень обнадеживающе...

- Да что вы, товарищи,- пылко убеждал их Сергеев,- вам ничего другого на День космонавтики не надо. Это же готовый шлягер. Вся страна будет петь. А припев какой! Там же о новом рабочем классе - кос-ми-чес-ком!

Присутствующие вяло соглашались:

- Да, но... понимаете, чего-то не хватает...

Шварц со стыда готов был провалиться сквозь землю, а поэт Сергеев с упрямым оптимизмом долбил свое:

- Вы только вслушайтесь - это же совершенная патриотическая песня. Завтра ее будут петь миллионы, вот увидите...

Все-таки Володя уломал ответственного секретаря, и они покинули редакцию, вырвав обещание, что произведение о космическом рабочем классе будет напечатано.

Я, признаюсь, "Правду" никогда не читал, даже не просматривал, поэтому не в курсе, печатал ли вообще, до того или после, столь уважаемый партийный орган какие-либо песни. Но Шварц мне с гордостью показал пожелтевший номер "Правды" от 13 апреля 1965 года с опубликованными на 4-й полосе нотами и текстом "Звездной пехоты". И добавил при этом:

- В Риге, наверное, поперхнулись от злости или зависти, увидев мою песню в газете - органе ЦК КПСС. А то Швейник там и руководящие товарищи в Москве все время нам твердили: "Что вы, ребята, все о любви да о любви. Возьмитесь за идеологию - для дела". Вот я и взялся разок.

Творение, как и следовало ожидать, оказалось мертворожденным. Никто его никогда не пел и никто им, окромя меня (и самой "Правды"), не заинтересовался. Тихо кануло оно в пучину времени, как и тысячи других "актуальных" скороспелок.

Весной Мондрус записала на "Мелодии" две песни Ю. Саульского ("Бесконечное объяснение" и "Веселая капель"), которые автор предоставил Шварцу. Эти вещи в чьем-то исполнении уже звучали по радио, но Эгил с Ларисой не побоялись записать их снова, внеся в трактовку новые, свежие краски. Когда Шварцу предложили для записи струнников из Большого симфонического (это на порядок выше, чем музыканты Силантьева), он сделал такую оркестровку, что сам потом обалдевал: песни в исполнении Ларисы зазвучали совершенно неузнаваемо и современно. Причем, если на радио записи еще велись в режиме "моно", то на "Мелодии", к тому времени переехавшей в кирху, эти вещи Саульского плюс "Нас звезды ждут" Элги Игенберг (латышская Людмила Лядова) сделали уже на стереоаппаратуре, то есть с перспективой на будущее.

Оркестр Рознера между тем готовился к поездке в Архангельск. Репетиции шли на базе оркестра - в ДК железнодорожников. Однажды в конце рабочего дня Шварцу передали, что один человек очень хочет видеть Мондрус.

У входа в репетиционный зал переминался интеллигентного вида мужчина, немного похожий на Генри Фонда. Что-то в его лице показалось Шварцу до боли знакомым.

- Это вы спрашивали? Что вам угодно?

- Простите. Лариса Мондрус здесь репетирует?

- Да, это моя жена. А в чем дело?

- Ах, ваша жена... Могу я ее видеть?

- Ее сейчас нет. Да в чем, собственно дело?

- Видите ли... Я тут в командировке... Не знаю даже, как сказать. Моя фамилия тоже Мондрус. Зовут Израиль Иосифович. У меня такое подозрение, что ваша жена - моя дочь.

Шварц растерялся. Так вот почему глаза незнакомца показались ему такими знакомыми.

- Позвольте,- сказал он только для того, чтобы чуть выиграть время и прийти в себя,- у нее есть отец.

Мужчина виновато улыбнулся:

- Настоящий отец, вероятно, я. Мне бы хотелось повидать ее. Это возможно?

- Да, конечно... Но все так неожиданно... Вот что. Подождите минут пятнадцать. Мне надо закончить репетицию.

Вспоминает Лариса Мондрус:

- Я сначала толком ничего не поняла. Позвонил Эгил и сказал, что придет с моим отцом. Я думала, с Гарри Мацлияком и удивилась: почему отчим не позвонил перед приездом в Москву? Но когда открыла дверь и увидела невысокого худощавого человека, ужасно похожего на меня, то испытала настоящий шок. Он промолвил: "Я твой папа". Во мне так все и забурлило: "Что еще за "папа", которого я никогда в жизни не видела?!" Однако он вел себя тактично, держал дистанцию, в родственники не навязывался, и я немного успокоилась. Сказал, что увидел меня по телевизору. "Объявили: "Поет Лариса Мондрус". Я сразу решил, что это моя дочь. Во-первых, Мондрус - фамилия редкая, да еще имя Лариса; во-вторых, возраст примерно совпадал, и внешность явно моя". Я держалась с ним очень настороженно, почти враждебно, ибо всякое проявление теплых чувств сочла бы за предательство по отношению к отчиму, воспитавшему меня. Эгил даже шепнул мне: "Будь с ним помягче, ты же не знаешь, почему они с мамой расстались, и не имеешь права винить их". А мой отец все приглядывался ко мне, будто что-то выискивал. Я тогда немного простудилась (поэтому не репетировала), на губах выступила лихорадка, он обрадовался: "Смотри, унаследовала от меня". У моей мамы сроду герпеса не было. Это он передал мне вирус - вот и все наше генетическое родство. При расставании подарил мне свое фото военных лет: он в форме летчика. Я считала, что уродилась в маму, а оказалось, похожа на него как две капли воды. В Риге я показала маме эту фотографию. Она ничего не сказала. В полной тишине долго рассматривала ее, а потом медленно разорвала на мелкие кусочки. К прошлому возврата не было.