Ларин Петр и волшебное зеркало - [9]

— Я могу, — сказал Пётр.

По спине у него пробежали мурашки, дух захватило, как будто он только что прыгнул с обрыва. Теперь пути к отступлению не осталось: нужно было или идти до конца, или признать себя вруном и хвастунишкой. Чтобы не испугаться, он вынул из кармана свисток и показал его Валерке.

— Вот, — сказал он.

Свисток был хитро свёрнут из медной трубки и с виду немного напоминал боцманскую дудку, какими пользовались в старину на парусном флоте. Пётр смастерил его своими руками — два месяца мастерил и ещё столько же отлаживал, доводил до ума, чтобы игрушка работала как надо.

— А, — сказал Валерка, — твой свисток. Помню, ты долго с ним возился. Ну и что?

— Это не простой свисток, — сказал Пётр, — а волшебный. Помнишь, нам рассказывали про музыкальные заклинания?

— Помню, — сказал Валерка. — У Соловья-Разбойника был Мёртвый Свист, сирены своим пением заманивали мореходов на камни… Помню. Ну, и что дальше? Ты своим свистком околдуешь Илью Даниловича, чтобы он дал нам заглянуть в конверт с заданием?

Шкода Машка, подавшись вперёд, с любопытством разглядывала свисток, тихонько попискивая от нетерпения. Шкоды обожают блестящие предметы, и Машку явно подмывало схватить свисток и удрать с ним на самую макушку какого-нибудь старого дерева, чтобы там вдоволь наиграться с новой красивой безделушкой. Глаза у Машки были карие, бархатные, очень большие. Они выглядели совершенно невинными и такими печальными, что Машку так и хотелось пожалеть и угостить вкусненьким. У всех шкод, сколько их есть на свете, именно такие глаза, особенно когда они замышляют очередную проказу или только что где-то нашкодили.

— Понимаешь, — сказал Пётр, на всякий случай убирая свисток подальше от Машкиных лап, — я тогда долго думал и придумал вот этот свисток. Мне хотелось сделать универсальный инструмент для музыкальных заклинаний. Чтобы можйо было наколдовать что угодно, понимаешь?

— Ого, — сказал Валерка, с опаской косясь на свисток. — Ты даёшь! И как, работает он у тебя?

— Более или менее, — признался Пётр. — В основном по мелочам. Вот, смотри.

Он поднёс свисток к губам, сосредоточился, вспоминая последовательность нот, и осторожно подул в медную трубку. Над прудом разлилась простенькая мелодия из трёх нот. Последняя нота всё ещё дрожала в воздухе, а на месте коряги уже покачивался на мелкой прибрежной волне маленький парусник с медной пушечкой на носу — тот самый, с которым забавлялся Валерка. Шкода на Валеркином плече изумлённо пискнула и восторженно захлопала коричневыми ладошками.

— Ого, — снова сказал Валерка.

— Это была мелодия Повтора, — объяснил Пётр. — Есть много мелодий, на любой случай, просто я ещё не всё подобрал.

— А не страшно подбирать? — спросил Валерка. — Вдруг случайно подберёшь что-нибудь такое…

Пётр вспомнил кое-какие из своих музыкальных упражнений и зябко поёжился. До сих пор никто в школе не знал, откуда в графском парке появился фиолетовый паук размером с овчарку. Это кошмарное животное однажды вбежало во время обеда в столовую, устроило там переполох и улизнуло в окно, унося с собой сладкий пирог с яблочным вареньем. Больше его никто не видел, но некоторые будущие волшебники, не говоря уже о волшебницах, до сих пор побаивались выходить в парк.

— Ну, — уклончиво сказал Пётр, — это ведь всё-таки свисток, а не труба… В общем, ничего особенно страшного с его помощью не высвистишь. Так, игрушка, учебная модель.

Парусник у берега начал медленно таять, исчезать и, наконец, пропал совсем, оставив после себя только старую корягу с отставшей чёрной корой и торчащим кверху сучком.

— Понимаешь, — продолжал Пётр, — ящик директорского стола заговорён от проникновения извне. А если конверт с заданием сам захочет выбраться…

— Оставь эту затею, — сказал Валерка. — Вот увидишь, ничего у тебя не получится. И вообще, это некрасиво. В Дисциплинарном Уложении прямо сказано, что воровство несовместимо со званием волшебника…

— А кто говорит о воровстве? — удивился Пётр. — Мы ведь только посмотрим и сразу же отправим конверт на место. Никто ничего не узнает.

Говоря это, он поёжился. Ему представился завуч школы Егор Васильевич, проводящий традиционный «разбор полётов». Петру стало не по себе: завуч всегда знал о проделках учеников если не всё, то очень многое. Не нужно было долго гадать, чтобы представить, как он отнесётся к тому, что затеял Ларин. Но собственная идея уже захватила Петра целиком, и он мысленно махнул рукой: авось обойдётся! В конце концов, он ведь не для себя старается!

— Всё равно это некрасиво, — сказал Валерка.

— А из школы уходить красиво? — горячо возразил Пётр. — Куда ты пойдёшь? Обратно в свою дикую школу, где тебя будут дразнить жиртрестом и мясокомбинатом?

Валерка вздрогнул и опустил голову. Петру стало стыдно, но ведь он же хотел этому чудаку только добра!

— Решено, — сказал он. — Приготовься, я начинаю.

Он встал с камня, повернулся лицом в сторону кирпичного здания бывшей фабрики и поднёс к губам свисток. Знакомый медный привкус на этот раз показался ему сильнее, чем обычно. Губы почему-то онемели, и Пётр размял их, состроив парочку жутких гримас. Ему стало не по себе. Валерка говорил правду: в том, что он затеял, действительно было что-то не очень красивое. И впрямь, нет худа без добра, но и добра без худа не бывает. Закон реверса!