Largo - [95]

— Вы на кого бы поставили? — сказал генерал Полуянов, обращаясь к Саблиной, углубившейся в афишу.

— Я не знаю… — обернула к нему оживленное, счастливое лицо Вера Константиновна. — Очень хо'гош Капог'аль под Смоленским уланом…. Я де'гжу за него….

— А вы, Валентина Петровна?

— Я за Петрика!

И Валентина Петровна вопросительно посмотрела на Портоса.

— Никогда он не возьмет первого приза, — решительно сказал Портос. — Никогда и нигде он первым не будет!.. Везде вторым… или третьим… И на скачке тоже.

— Почему вы так думаете? — сказал Яков Кронидович. Ему почему-то стало обидно за Петрика.

— Чтобы быть первым, надо иметь наскок… нахальство… решимость… у Петрика этого нет. Он мягок для этого.

Стасский внимательно посмотрел на Портоса и, взяв Полуянова под локоть, шепнул ему: — "вот этот везде первый… Бонапарт! С большим наскоком!"

— Я все-таки за Петрика! — сказала Валентина Петровна.

— Как угодно… Вот вам бинокль… Петрик как раз выезжает на круг… А вы, Вера Васильевна?

— Я никого же не знаю… Я за… Вон за ту… вон желтая лошадь под маленьким офицериком с симпатичными усиками.

— Извольте… За корнета Ясинского… на Мармеладе. Никогда не возьмет. На фукса хотите!

— Какое вкусное имя! — сказала Саблина.

— Вы, Татьяна Александровна?

Таня смутилась… Она, подражая матери, то шарила глазами по афише, то смотрела на выезжавших на круг офицеров.

— Я… тоже… за Ранцева… как Валентина Петровна… — робко сказала она, мило красная.

— Идет… Кто угадал — коробка конфет за счет тех, кто не угадал.

— Позвольте, — сказал Барков. — Почему же одни дамы. И мы хотим…. На ящик сигар.

— Пожалуй поздно, Ваше Превосходительство, сейчас пускают.

— И не все ли равно, — сказала Bеpa Васильевна, — ведь за проигравших платят мужья.

— В таком случае я предлагаю двойной тотализатор, — сказал Портос.

— Это что такое? — спросила Bеpa Васильевна.

— Это значит, что коробку конфет получают безразлично — пришла лошадь первой, или второй.

— Отлично… Хо-г'ошо пг'идумано, — сказала Саблина.

— Куда же они поскачут? — спросила Bеpa Васильевна.

— Прямо на эту постройку, что перед нами, — сказал Портос.

— И ее будут прыгать?!.. И канаву?

— С нее через канаву.

— Ужас!

— Безумие, — подтвердил Портос. — Почему я и не скачу. Предоставляю другим ломать шеи.

Валентина Петровна в большой бинокль Портоса разглядывала Петрика. При полной амуниции, с нахлобученной на уши смятой фуражкой, с опущенным подбородным ремнем, с тяжелой шашкой — он казался худее и меньше. Его Одалиска с поджарым животом, точно не касавшаяся земли тонкими ногами, странно напоминала Валентине Петровне ее Диди. Петрик ехал, глубоко засунув ноги в стремена и свободно сидя в большом строевом седле со вьюком. Он отдавал честь Государю и смотрел в сторону от ложи, где была Валентина Петровна. Выехав на «дорожку», он повернул лошадь налево, и едва заметным движением поводьев бросил Одалиску, — и она легко и неслышно поскакала по низкой потоптанной траве. Она шла, как лесная коза, и ее упругий галоп еще больше напомнил Валентине Петровне ее левретку. И почему-то воспоминание о любимой собаке сжало ее сердце и наполнило его нежной любовью к милому Петрику.

"Господи!" — мысленно помолилась она, — "Пошли ему удачу!"…

Двенадцать офицеров, в порядке номеров вытянутых ими жребиев, выстраивались поперек веревки в трехстах шагах от батареи.

Черноусый молодцеватый генерал, на рослом вороном хентере, их равнял. Разволновавшиеся лошади вырывались вперед. Серая гусарская Кадриль задирала голову кверху и выскакивала, визжа. Сердито ржал могучий рыжий Флорестан под конно-артиллеристом. Давившие его с боков кобылы волновали его.

Два раза срывали старт.

— Господа… Попрошу назад, — говорил генерал с поднятым синим флагом в руке, ездивший подле них внутри круга. — Корнет Пржеславский, не выскакивайте….

В трибунах повставали на скамьи. Дамы стояли, опираясь на плечи офицеров. Все головы были обращены к месту старта. Волнение скачущих незримо передавалось в публику.

— Обратите внимание, — говорил Стасский Якову Кронидовичу. — Достойно изучения. Психологический момент… Массовая психология…. А… наблюдайте!..

И в полной тишине тысячной толпы кто-то облегченно выдохнул: "пошли!"…

XL

Горячий ветер дохнул в лицо Петрику. Словно в тумане и, как бы во сне, он увидал мелькaние резко опущенного синего флага. Петрику показалось, что от напора ветра фуражка слетит, и он нагнул голову и зажмурил глаза. Фуражка крепко держалась подбородным ремнем. Это продолжалось одно мгновение. Он сейчас же открыл глаза. Их застилала слеза, но и она высохла. Поле быстро бежало ему навстречу и с ним надвигался на него громадный желто-зеленый полуторасаженный вал батареи. Петрик несся на него полным махом Одалиски, увлеченной горячими соседями. Он подумал: — «largo». Или, может быть, это слово ему сказал вдруг очутившийся рядом с ним есаул Попов? Он видел его красные казачьи лампасы и как он, скрипя зубами и скосив глаза, сдерживал своего громадного гнедого жеребца. Петрик набрал повода и легко сдержал прекрасно выезженную Одалиску. Она пошла мерным, широким галопом и компания, лошадей пять, стала быстро уходить вперед. Теперь перед Петриком и есаулом реяли рыжие, черные и белые хвосты, мелькали, точно серебряные, подковы задних ног и видны были всадники, нагнувшиеся к шеям лошадей. Справа их обошел маленький, крепко сбитый Смоленец на караковом жеребце. Он обошел на пол-корпуса и пошел тем же махом, каким шли Петрик и казак.