Largo - [24]

XIX

Они шли от пещеры. Впереди Вася, за ним Яков Кронидович. Они шли, опустив головы, в глубоком раздумьи. Когда пролезли в пролом в заборе на улицу, Вася остановился.

Пустынна и безлюдна была тянувшаяся между заборов улица. Издали, из-за забора, окружавшего кирпичный завод Русакова, чуть доносились голоса и гармоника.

— В церквях идет литургия, — тихо проговорил Вася. — Они на гармошке играют. Здесь начались уже работы. Тогда здесь было тихо. Никого не было. Теперь до тридцати лошадей возчиков стоит на конюшне, — тогда стояла она на замке. Больше ста человек работает здесь летом до глубокой осени. Зимою все разъезжаются. Тогда было пусто. Свидетелей не было… Впрочем, я покажу вам и познакомлю со свидетелями… Такие все-таки были.

— Что же, домой теперь? — сказал Яков Кронидович.

— Если вы устали, дядя?

— Нет… Нисколько…

— Тогда пройдемте немного… Я вижу моих друзей. Должно быть, они увидали меня и ждут за углом.

Вася показал на угол забора. Детская рожица, лукаво улыбаясь выглядывала оттуда. Заметив, что Вася обратил на нее внимание, она пропищала:

— Василий Гаврилыч!..

И трое детей, точно стайка птичек, выпорхнули из-за угла. Впереди бежал мальчик лет двенадцати в желтоватой коломянковой куртке и с темным ремнем с бляхой с буквами "Г.У." — городское училище, за ним девочка в коричневом платьице с черным передником, и последней, едва поспевая за старшими, — девочка лет восьми в розовом ситцевом платье.

Дети доверчиво окружили Васю. Каждый старался схватить его за руку. Они заглядывали ему в глаза и косились на Якова Кронидовича.

— Василий Гаврилыч!.. Василий Гаврилыч! — звенели их голоса.

— Что же так поздно, Василий Гаврилович?..

— Мы ждали, ждали… Уже уходить хотели…

— Думали: совсем не придете.

— А кто это с вами? — шепотом спросила ученица.

— Это не жид? — спросила самая маленькая.

— На священника похож.

— Это мой дядя. Хороший добрый дядя. Вот это, Яков Кронидович, мои славные друзья. Это Ганя, это Фима — первая ученица! Вот мы как! Ай — да мы! А это Людочка… Мы еще только грамоте учимся, а уже от папы научились на телеграфном ключе стучать. Что ж, сядем.

Весеннее солнце светило ярко. Над дорогой колебалась тень акаций, и сладко пахло их обильным цветом. Перед ними была глухая улица, заросшая травой. Весенняя ранняя бабочка, темно-коричневая с черным ободком толклась, порхая вдоль забора. Вдали глухо шумел город.

Вася достал из заднего кармана сюртука большую жестяную коробку монпансье и подал Людочке. Все нагнулись, рассматривая наклеенное на крышке изображение.

— Это кто же? — прошептала Людочка.

— Я знаю… Это Императрица Александра Федоровна, — сказала Фима.

— Надо говорить — Государыня Императрица, — поправил Ганя.

— Была бы Государыня Императрица здесь, в Энске, — со вздохом сказала Людочка, — заступилась бы за Ванюшу.

— А вы хорошо знали Ванюшу? — спросил Яков Кронидович.

Все трое оживились.

— Как же, — сказал Ганя, — они раньше наши соседи были. Тут возле нас и жили. Ванюша все у нас сидел… А в прошлом году они переехали на другой конец города, так стал он реже бывать здесь.

— Известно, — серьезно сказала Людочка, — далеко… Ему учиться надо. Разве когда перед школой на минуту забежит. Пойдем тогда все на мяле кататься.

— Там хорошо зимой, — пояснила Фима, — как на карусели.

— И никого нет, — сказал Ганя.

— Разве Мендель увидит в окно, прогонит, — сказала, тяжело вздыхая, Людочка.

— Мы у Менделя молоко брали, — пояснила Фима.

— У него две коровы, — сказала Людочка.

— Вот как Ванюшу нашли, так дней за десять, — стала рассказывать Фима, — пошла я уже под вечер за молоком. Отворяю дверь, а у Менделя два жида сидят. Седобородые. Да страшные такие! В круглых черных шляпах и каких-то накидках! Совсем будто не Русские жиды. Чужие… Я испугалась и побежала. Сказала Гане. Мы пошли вместе. Только открыли дверь, а жиды кинулись на нас. Я вырвалась, а Ганю жид нагнал у самых наших ворот, схватил и потащил. Но тут бросились наши собаки с лаем и жиды оставили Ганю.

— А на утро, — сказала Людочка, — обе наши собачки издохли. Их кто-то, сказали нам, отравил.

— Так страшно, — ежась в своем коричневом платьице ученицы, прошептала Фима. — Ужас как страшно.

— А в тот день утром у нас был Ванюша и сказал, что он завтра придет. Тут недалеко живет Каплан, отставной солдат.

— Он в японской войне был, — сказала Людочка.

— И Каплан обещал показать Ванюше его отца.

— Ванюша — байстрюк… Ему очень уж больно было, что у всех есть папа, а у него нет, — пояснила Людочка, — он все распрашивал, где его папа, какой он?

— Каплан сказал Ванюше, что он в Японскую войну видал Ванюшина отца и сказал — приходи завтра утром, у меня будет твой отец. Я тебе его покажу.

— Западня, — прошептал Вася на ухо Якову Кронидовичу. Тот сидел глубоко задумавшийся. Печаль легла на его лице.

— Ванюша пришел рано и мы позвали его кататься на мяле, — продолжал Ганя.

— Пошли мы все трое и еще одна с нами девочка, так, знакомая. Мы уселись на мяле, а Ванюша стал толкать. Тут из дома Менделя вышли три жида и побежали к нам. Мы бросились наутек.

— Я оглянулась, — сказала Фима, — вижу Мендель, а, может быть, другой чернобородый еврей схватил Ванюшу и потащил. Я вся похолодела.