Ларец Зла - [145]

— Ты говорил, что слово «йуну» в буквальном переводе означает «колонна». Какой смысл в этом понятии?

— Их как минимум два, и оба равноценны. Первый — колонна, символ начала творения. Первый камень, поднявшийся над волнами первородного океана-хаоса. По преданию, из него была высечена пирамида, венчавшая собой обелиск в Йуну.

— А второй смысл?

— Второй смысл — философская составляющая Пути. Колонна — это тот Путь, который мы для себя избираем, поднимаясь по ней все выше и выше, постигнув и отринув низменное и стремясь к возвышенному. Путь — это колонна. Колонна — это лестница, которую ты воздвигаешь и по которой поднимаешься. Этот второй смысл был детально изложен на стенах храмов Йуну, посещая которые Люди Света и Йуну впитывали новые знания.

— Ты всегда говоришь о Пути, но никогда о Боге. Ты веришь в Бога или нет, Хорас?

— Дойдя до конечной точки Пути, условно говоря, поднявшись до верхней ступеньки воображаемой лестницы, ты узришь Бога, — ответил старик. — Ты постигнешь и испытаешь фантастическое чувство единения с мирозданием. Кто-то предпочитает персонализировать эти удивительные ощущения и именовать то, что они видят, Богом.

Они повернули направо, миновали кафе «Ботхауз» и черепаший пруд, охраняемый скульптурой польского короля Ягайло, который скрестил над головой два огромных меча, готовясь к решающей битве.

Хорас рассказал, что один из обелисков римляне забрали из Йуну и перевезли в Александрию при Клеопатре, а в 1879 году египтяне решили преподнести обелиск в дар американскому народу и демонтировали его, чтобы погрузить на корабль, отплывавший в Нью-Йорк. И каково же было изумление всех присутствующих, когда под пьедесталом обелиска обнаружились каменные масонские знаки — мастерок, украшенный масонской символикой, и выемка в камне, повторявшая своими очертаниями форму алмаза, известного всем масонам под именем магистерского камня.

— Масоны участвовали еще в крестовых походах, — продолжал Хорас. — Правда, тогда они еще называли себя тамплиерами. Они были хранителями древнейших знаний, и многие из них были адептами Пути.

Они миновали довольно густые заросли вязов и внезапно вышли на открытую площадку, на которой был воздвигнут гигантский египетский обелиск, пирамидальная верхушка которого блестела в лучах предвечернего солнца. Они приблизились к восьмиугольной «спице» и опустились на одну из скамеек, которые тянулись вокруг нее.

— Хорас, что здесь высечено? — спросила Терри.

Хорас подошел вплотную к южной грани обелиска.

— Не смогу сказать, что постиг древнеегипетскую письменность в совершенстве, но центральную надпись, пожалуй, разобрать смогу. На остальные не обращайте внимания — они были добавлены гораздо позже. Итак. «Он подобен божественному Гору, могучему быку, возлюбленному Ра. Царь Верхнего и Нижнего Египта воздвиг этот монумент из двух обелисков, верхушки которых отлиты из особого чистейшего золота… в честь отца своего Атума, царя Йуну». Тут еще есть несколько слов, которые я не могу разобрать. И наконец: «Сын Ра, Тутмос, да продлятся его дни вечно!» Насколько я понимаю, перед нами архитектурный шедевр Тутмоса Третьего.

Терри впервые за долгое время улыбнулась, а Хорас, прикрыв глаза ладонью как козырьком, задрал голову и стал смотреть на верхушку обелиска.

— Могу себе представить, как блестит этот венчик при полуденном солнце — как ярчайшая звезда. Все обелиски мира, все башни и небоскребы — суть одно и то же: физическое воплощение наших стремлений дотянуться до неба, прикоснуться к нему, постичь тайны мироздания. Это ракеты, которые, будучи запущенными, никогда не падают. Это фейерверки, которые, будучи зажженными, никогда не сгорают. В древности люди завороженно смотрели на огонь, пылавший в очаге их пещеры. Кельты строили гигантские каменные комплексы и лабиринты, а американцы возводят небоскребы. Все это явления одного порядка.

Роберт вдруг обратил внимание на легкое голубоватое свечение, окружавшее обелиск. Сосредоточившись, он сумел сделать его ярче и насыщеннее, затем, наоборот, притушил. Он вдруг понял, что глаза его перестали болеть, но гиперзрение не исчезло. Он по-прежнему видел ауры людей и предметов и умел влиять на них.

— Где же Адам? — проговорила Терри. В голосе ее угадывалась тревога.

— Он придет, когда будет готов. Надеюсь, причина его задержки в том, что он пытается укрыть свои мысли и намерения от тех, кто хочет его контролировать. Я очень на это надеюсь.

— А не поздно ли надеяться? — скептически осведомился Роберт.

— Нет, — горячо возразила Терри, — не поздно! Вы поможете ему, когда он придет? Вы сделаете хоть что-нибудь, прежде чем он уведет меня отсюда?

— Если здесь будет Кэтрин, тогда появится крошечный шанс. Поможет и мастер-ключ, который по-прежнему с нами, — задумчиво проговорил Хорас. — И будет особенно здорово, если он придет один, без Йуну. Может быть, как раз в эту минуту он пытается избавиться от их общества.

— От Тарика, — поежившись, пробормотала Терри.

— Совершенно верно. Минотавр — его якорь. Если ему каким-то образом удастся исторгнуть из себя Минотавра, узы, которые скрепляют его с Йуну, лопнут. Лопнет и их незримая связь с тобой и твоим ребенком, Терри.