Ларец - [5]

— А потом что, — Нелли, не замечая, продолжала гладить льва по каменной гриве. — Он перестал туда ходить?

— Какое там перестал, боярышня, — Фавушка шумно вздохнул. — Так и хаживал до конца. Только вроде как с неохотой, против волюшки. Бывало, замешкается на пороге, я спрошу, может, не пойдете в гости-то, сударь, чай дома лучше? Пойду, говорит, а сам на лицо потемнел, вроде даже зубами скрипнул. Так и шло целую неделю — уходил мрачен, а ворочался еще мрачней. А на седьмой день говорит, ну уж я дома сегодня останусь, а принеси ты мне, слуга мой верный, перьев да бумаги из лавочки. Так и заперся с бумагой-то в комнате. Не неволь, Алёна Кирилловна, не могу тебе дальше рассказывать.

— Из пистолета он застрелился, да? — Только сейчас Нелли заметила, что голубоглазая Параша стоит рядом с нею, беззвучно плача. А вот у самой Нелли не было ни слезинки на глазах.

— Из пистолету.

— Думаю, не пустит тебя папенька в солдаты, Фавушка, разве ты виноват? Ступай себе в дом.

Нелли медленно спустилась по ступеням в аллею.

Все так же тенисты июльские липы, тянущиеся от дома к пруду, так же серебрится водная рябь, так же дремлют на солнце каменные львы… Только никогда не вернется сюда Орест. Нет, вернется, и скоро. Нелли сделалось вдруг зябко.

— Не бойся, грех родного брата бояться, — тихо шепнула Параша: она, оказывается, так и шла следом. А рядом стояла незнамо откуда взявшаяся Катя.

Смуглое Катино лицо было непривычно бледно и от этого некрасиво. «Да она боится, — с удивлением подумала Нелли. — Она боится больше, чем я. Отчего?»

Но мысль была легкой, как мотылек: тут же отлетела она, оставив голову странно опустевшей. Ни мыслей, ни слез, ничего. Только откуда-то издалека, казалось, весело напевал знакомый голос:

Столы накройте тучной брашной,

Со мною сядьте в круг, друзья!

Пусть вам предстанет бог домашной,

В убранстве праздничном, как я!

— Пошли к пруду, — негромко сказала Нелли.

Больше не было произнесено ни слова. Девочки свернули с аллеи на песчаную дорожку розария и медленно побрели по ней к поблескивающей внизу воде. Вслед змеились, переплетаясь, по белому песку острые отпечатки туфелек Нелли, бесформенные следы Парашиных лапотков и узкие следы босых ступней Кати.

Глава III

Нелли подслушивала под дверьми и во всю силу своей маленькой души ненавидела отца Модеста.

— Милостивая государыня, Елизавета Федоровна, — отчетливо доносился из гостиной звучный его голос, — сие не в моей власти, но и не во власти моего архиерея. Скорблю с вами вместе, но закон Божий непреклонен.

— Неужто ничего нельзя поделать, батюшка? — Маменькин голос прерывался от рыданий. — Моему сыну лечь в землю неотпетому, как язычнику или собаке?

— Если бы у меня было хоть малое сомнение, я решился бы на свой страх облегчить материнскую скорбь. — Голос отца Модеста оставался ровным, он красиво поднимался и падал, словно во время проповеди. — Но в письме ясно сказано, что, снедаемый виною перед добрыми и великодушными родителями, он не видит возможности жить дальше.

— Безумный… — Голос Кириллы Ивановича был хриплым и негромким, Нелли едва его слышала. — Есть ли такая вина, какую мы не простили бы плоти и крови своей?! Худшего преступника прощает родительское сердце, но разве Орест злодей или преступник?

— Прояснилось ли, в чем вина его? — Голос отца Модеста неуловимо изменился. «Как странно, — подумала Нелли, — насколько отчетливей слышны оттенки голоса, когда не видишь человека».

Ответа не последовало, но Нелли откуда-то догадалась, что папенька сделал рукою слабое движение, словно отгонял любую вину Ореста, как докучную муху.

— Прошу простить. — Стукнул стул, значит, отец Модест поднялся. — Я должен покинуть кров ваш ране, чем прибудет тело, и не вправе вступить под него, покуда оно не уйдет в землю.

Заскрипели половицы: Нелли метнулась от двери. Отец Модест вышел — верно родители не нашли в себе сил провожать его, разбитые горем. Белоснежная коса его парика спускалась на шелковую рясу кофейного цвета, из подола торчали шпоры гессенских сапог.

Гадкий поп! Мог бы хотя бы оставить дома свой раскрасивый аккуратный парик! Нелли невольно вспомнила старенького батюшку Паисия, его сермяжную ряску, жиденькие пегие волоса по плечи, чахлую бородку и добрые стариковские глаза. Он бы не был таким злым!

Нелли стояла, застыв посреди скучного темного коридора, где ровно ничего не нашлось бы для ее развлечения или дела, не замечая, что священник, затворивший за собою створку двери по-женски красивой рукой, обернулся к ней с вниманием на лице.

— Поди сюда, дитя, я благословлю тебя, раз уж ты тут. — С красиво очерченных губ отца Модеста спорхнула улыбка.

— Не хочу!!

— Маленькая Нелли Сабурова, я не обидчик твоему брату. Я вправду не могу ничего поделать, и никто не смог бы на моем месте.

Он понял, что Нелли подслушивала, но словно бы не находил в том ничего особенного. Странный священник, как он только мог ей нравится!

Нелли молча отвернулась и побежала прочь.

Священник смотрел ей вслед, чему-то улыбаясь.

Это открытие она сделала только на днях. К чему уносить весь ларец, если это так легко обнаружить! С целым ларцом, конечно, приятнее, но это уж лучше, когда родителей нету дома. Много проще и безопаснее вытащить наугад мешочек или футлярчик и спрятать в кармане. На сей раз Нелли заперлась в своей светелке с сафьяновой плоскою коробочкой в кармане.