Ларец - [33]

«Быть может, француженка-жена заставит меня тосковать о доме. Но отец, отчего тогда Вы хотели, чтобы со мною ехала матушка?»

Лицо родителя моего налилось темной кровью.

«Не спрашивай, Филипп, не спрашивай… Она решила, пусть будет так. О, в одном просчитался презренный Дю Серр — сам я в любом случае с тобою не еду. Подлец мерил по себе».

«Батюшка, коли не хотите Вы открыться мне, не терзайте загадками».

«Ты прав. Отчего ты не спрашиваешь, в какую страну тебе суждено направиться?»

«Мне все едино».

«Ты уедешь в Россию. Некогда страна эта была завоевана гуннами, и ее сообщение с христианскими королевствами пресеклось. Ныне она успешно возвращается к цивилизованности. Страна сия богата и огромна, в ней скрыты неисчерпаемые возможности. Со знатностью и деньгами ты легко найдешь там себе место. Я буду руководить тобою издалека. Не обосновывайся поначалу в столицах, в России их две, старая и новая, живи в глуши, осваивая язык и нравы. С большей открытостью ты заживешь, когда я переведу тебе все средства к достойному существованию — это потребует некоторого времени. Впрочем, все сие мы еще успеем обсудить».

Не в силах сдержать себя, я зарыдал. Отец прижал меня к груди, и я услышал, что и его душат слезы.

Через десять дней меня уже не было в Париже, и с той поры минул почти год.

— И ничего не прояснилось с тех пор относительно сего странного изгнания? — спросила Нелли тихонько.

— Ничего.

Они стояли на площади, невдалеке от собора. Целых два корявых фонаря торчало и тут — скорей мешая глазам приноровиться к темноте, чем даруя свет.

— Есть опасность, которую немногим новичкам удается избежать, — произнес Роскоф. — Приемы, отточенные при хорошем свете, в зале, забываются при нежданном нападении. В таком месте, как это, из-за угла, ночью… Защищайтесь, нето я наставлю изрядных синяков!

Привычный звон металла наполнил площадь.

— Иной раз покажется, будто с кондотьером каким наемным говоришь, что в Париже только и рыскал по темным переулкам, — с насмешкою произнесла Нелли. Длинная тирада не отняла у нее дыхания, голос звучал ровно. А еще неделю назад голос прерывался, когда она говорила во время фехтования.

— Ни одного человека в жизни не убил и нисколь о том не жалею, — засмеялся Роскоф. — Видишь ли, юный Роман, тому, кто лучше других ладит со шпагою, не надобно затевать ссоры.

— Ссоры? — Нелли увернулась от удара, согнувшись в три погибели.

— Всегда тщился быть обязательным, чтобы ненароком не сделаться убийцей. Bien!

Нелли застыла на месте, приоткрыв рот от изумления: тяжелый защитный наконечник ее шпаги ударил под ключицу Роскофа.

— Отлично, мой друг, отлично! — Роскоф небрежно уронил шпагу в ножны. — Скажу тебе, сейчас я того и ждал. Ты из тех, в ком обстоятельства влияют на способность. Иначе сказать, в темноте тебе сражаться легче, чем при свете, ибо темнота будоражит ощущенье опасности. Да я еще и пригрозил обидно. Истинным мастерством тебе не овладеть никогда, для того недостанет терпения и холодности. Но за себя ты постоишь.

— Филипп… это случайность! — Нелли до сих пор не верила себе: положительно не способна она достать Роскофа. — Второй раз не получится, я знаю.

— Не получится. Но коли получилося единожды — стало быть, я довел тебя до твоей высоты. Лучше ты не будешь. Да и откудова взяться должной силе в мышцах? — Роскоф вздохнул. — Я чаю, лучше тебе ехать с Ивелиным, все ж безопасней.

— Мне вправду пора в дорогу, Филипп, но… — Нелли замялась. Право же, им с Катей Ивелин вовсе не нужен в пути.

— Все забываю о твоем секрете. Езжай как знаешь.

— Я вовек не избуду благодарности за науку, Филипп! — с горячностью воскликнула Нелли. — Не поминай меня лихом.

— Лихом не стану. — Роскоф с печальною внимательностью окинул Нелли долгим взором. — Но жаль, не знаю, каким же именем поминать тебя взаправду?

Корявые фонари закачались перед глазами Нелли, словно лес в хорошую бурю. Нет, быть не может, не о том Роскоф говорит.

— Я не пойму тебя, прости. Я — это я, кем же мне быть еще, как не чадом моих родителей?

— Друг мой, кого угодно тщись обмануть, только не француза, — Роскоф был теперь сериозен. — Бог или Дьявол отличил нас особым зреньем, не ведаю.

— Филипп… ты — разгадал меня? Давно? — проговорила Нелли, силясь утаить испугу.

— Понял бы сразу, когда б не столь удивительным сие представлялось. Долго я к тебе приглядывался, однако ж петь со мною никак не стоило.

— …Петь?

— Голос женщины прекрасен с ребяческих ее годов до старости. Голос отрока живет несколько кратких лет. Потому, быть может, Господь напоил его особой, ангельской красотою, уязвляющей души смертных тоской о потерянном Рае. В обыденности можно спутать отроческий голос с девичьим, в пении — никогда. Девичий голос будит желанье жить, отроческий — умереть. Не пой, покуда хочешь быть неузнанной.

— Спаси Бог тебя и за этот совет.

— Условье твоего наряда позволяет мне обнять тебя, — Роскоф неожиданно привлек Нелли к груди железною рукою фехтовальщика. Дважды громко бухнуло его сердце под Неллиным ухом прежде, чем он произнес к смеху или слезам ее слова, показавшие все же, что он не вполне освоил русскую речь. — Скатертью тебе дорога.