Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго» - [85]

«Ольга Всеволодовна, дорогая,[525] вы умница, – залебезил он. – Письмо Б. Л. получено, все в порядке, держитесь. Должен вам сказать, что сейчас нам надо немедленно с вами повидаться, мы сейчас к вам подъедем».

Ольга, разозленная тем, как Хесин «сменил пластинку», ответила, что не хочет иметь с ним ничего общего после того, как он отказался ей помочь. Возникла пауза, а потом Хесин сообщил Ольге, что на линии еще и Поликарпов. Они приехали забрать ее, сказал Поликарпов, а потом поедут в Переделкино забрать Пастернака, чтобы как можно скорее отвезти их в ЦК партии.

Ольга сразу же позвонила Ирине и велела ей немедленно отправляться в Переделкино и предупредить Бориса. Было ясно: если уж Поликарпов лично приехал, чтобы забрать Бориса, значит, с ним намерен встретиться Хрущев.

К тому времени как Ольга положила трубку, черный правительственный «ЗИЛ» уже припарковался у дома в ожидании ее, и шофер сигналил клаксоном. Внутри машины сидели Хесин и охваченный страхом Поликарпов. Ольга пыталась задержать их, чтобы дать Ирине время добраться до Переделкина первой, но в конце концов была вынуждена сесть в машину. Не было никаких шансов, что Ирина доберется до Бориса раньше них, поскольку лимузин помчался вперед по специальной трассе для правительственных машин и не задерживался ни на одном светофоре.

На заднем сиденье машины Хесин шепотом объяснил Ольге, что это он направил к ней Исидора Грингольца. Ольга ахнула, осознав, что ею попросту манипулировали, заставив уговорить Бориса подписать письмо Хрущеву. «Они знали, что Б. Л. упрям[526] и не способен слушаться приказов. Поэтому нашли способ через меня, воспользовавшись моими страхами и недомыслием. Зная, что никакому официальному лицу было меня не обвести, они подсунули мне этого «славного мальчика», «обожателя» Пастернака, и это сработало».

Пока Ольга терзалась чувством вины за то, что позволила кругом обмануть себя, Поликарпов повернулся к ней и сказал: «Теперь вся надежда на вас, вы его успокоите». Поликарпов был необыкновенно озабочен тем, что Пастернак может не согласиться поехать в Москву.

Когда они добрались до Переделкина, дача номер три была уже окружена другими чиновничьими машинами, в том числе принадлежавшими Союзу писателей. Пока все ждали приезда Ирины, Ольге велели пересесть в другую машину. Зинаида не желала пускать Ольгу на порог, но к ее дочери питала более добрые чувства. Ольге были даны инструкции отвезти Бориса в свою квартиру и ждать, пока для них будут выписаны официальные пропуска.

Уже смеркалось к тому времени, как Ирина приехала в Переделкино; чиновничьи машины зловеще темнели в переулке у дома Пастернака. «Испуганная Зинаида» вышла встретить ее. Она сообщила Ирине, что Борис уже одевается. Борис вышел на крыльцо в сером пальто и шляпе, в которых часто выезжал в город. Мгновенно оценив ситуацию на улице, он согласился сесть в машину. Он казался веселым, жаловался только, что Ирина не дала ему времени переодеть брюки. Борис тоже пришел к выводу, что предстоит встреча с Хрущевым. «Я, мама, Б. Л. сели в черную «Волгу» и покатили в сопровождении почетного эскорта в Москву, – описывала дальнейшие события Ирина. – С большим удовольствием вспоминаю[527] я эту нашу отчаянную поездку. Б. Л. был в ударе. Несмотря на мамины предостережения – она указывала на шофера и шипела: «Боря, тише, это же шпик!» – говорилось обо всем. У Б. Л. вообще было поразительно развито чувство игры, которое, может быть, и служило ему броней при страшной уязвимости. И сейчас, когда шла такая крупная, такая отчаянная игра, его просто «несло» на волнах актерского самозабвения; предстоящее объяснение в ЦК ожидалось им как одна из кульминаций разыгравшейся в те дни драмы, и он стал репетировать уже по дороге. «Прежде всего я им скажу, что меня застали на прогулке, поэтому такие наглаженные брюки, дачные, и куртка. Скажу, что не успел переодеться». И в ответ на протестующие наши вопли, что об этом никто спрашивать не будет: «Нет, а я все-таки скажу. Скажу, что не спал, поэтому такой плохой вид. А то ведь могут сказать: боже, это из-за такой рожи шум на весь мир!» Мы истерически хохотали, но знали, что он обязательно скажет все, что задумал».

В Москву их сопровождала кавалькада машин, в одной из которых ехал Поликарпов.

Поднявшись в квартиру, Борис, пока Ольга переодевалась, мерил шагами комнату и прихлебывал крепкий черный чай. Он через стенку кричал ей, чтоб не красилась и не надевала украшений. Это было частым предметом их стычек: Борис считал, что Ольга обладает настолько красивой от природы внешностью, что ее не нужно ни украшать, ни подчеркивать. Ирина взяла с собой «пузырь с валерьянкой, валокордин и даже бутылочку с водой» – походную аптечку на случай, если беседа станет слишком уж напряженной. Вся эта сцена была настолько сюрреалистической, вспоминает Ирина, что их троих то и дело разбирал «истерический хохот».

Когда машины подъехали к пятому подъезду здания ЦК на Старой площади, Борис подошел к дежурному охраннику и начал объяснять, что у него нет с собой документов, кроме писательского билета «вашего Союза, из которого вы меня только что вычистили». Затем принялся рассказывать о своих брюках – слово в слово так, как и собирался, репетируя в машине. Ошеломленный охранник пробормотал, что это ничего, можно и так, и пропустил Бориса с Ольгой. Ирина осталась ждать в холле первого этажа с лекарствами для Бориса – на случай, если ему станет плохо.