Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго» - [76]
С момента возвращения из больницы Борис страшился рецидива. Ему необходимо было упражнять ногу, и он порой пешком за день обходил все Переделкино по два-три раза подряд. Он также начал работать в своем кабинете, стоя за конторкой, чтобы избежать долгих периодов сидения. Той весной и летом он принимал многих гостей, как званых, так и нежданных, из России и заграницы. В сентябре оксфордский лектор[465] Рональд Хингли ужинал в Переделкине с Борисом и Зинаидой. Он потом рассказывал, как Зинаида, «старуха, одетая в черное», была безмолвно вежлива, но косвенно проявляла недовольство этими иностранными контактами, которые одновременно и защищали, и компрометировали ее мужа. Хингли также обратил внимание на то, что Пастернак, казалось, относился к постоянному правительственному надзору с безразличием. Однако гость заметил, как хозяин напрягся, когда черный лимузин из тех, которыми пользовались службы госбезопасности, медленно проехал по узкому переулку, притормозив и почти остановившись у ворот дачи № 3.
12 мая 1958 года Борис писал Жозефине:
«Когда Д[октор] Ж[иваго] выйдет[466] в Англии, если прочтешь что-нибудь интересное и достойное о нем, пожалуйста, пришли мне вырезки и напиши пару слов обо всем, что узнаешь или услышишь (даже плохое). Не бойся никаких последствий для меня, разве только возможности, что твоя посылка может до меня не добраться.
Тепло целую тебя и Федю и всю твою семью. После этих последних двух болезней и с продолжающейся болью в ноге и постоянной возможностью острого рецидива я лишился уверенности в том времени, что мне осталось; я просто не знаю, сколько у меня его есть – не говоря уже о постоянной (лишь временно смягчившейся) политической угрозе моему положению, из-за чего невозможно представить себе твердую почву под ногами».
Александр Гладков писал о Пастернаке в тот период: «Мне почудился за всем этим какой-то вызов кому-то, вызов очень одинокого, отчаявшегося и уставшего от одиночества и отчаяния художника». В декабре, сразу после публикации «Доктора Живаго» в Италии, Гладков видел Бориса в Москве на гастрольной постановке Гамбургского театра – давали гетевского «Фауста». «За ним в антрактах[467] толпой ходили иностранные корреспонденты, – вспоминал Гладков. – Кто-то из них сунул ему в руку томик «Фауста» в его собственном переводе, и его стали фотографировать. Прежний Б. Л. счел бы это нескромной комедией, а этот, новый, покорно стоял в фойе театра с книжкой в руках и позировал журналистам при вспышках магния. Видимо, он считал это нужным для чего-то, потому что представить себе, что ему это было приятно, я все равно не могу. Мировая слава нагнала его, но он не казался счастливым. И в искусственности позы и в его лице чувствовалась напряженность. Он выглядел не победителем, а жертвой».
Летом 1958 года усилились слухи, что Пастернак станет лауреатом Нобелевской премии по литературе. Ларс Гилленстен, секретарь Нобелевского комитета, утверждал, что Пастернака выдвигали на Нобелевскую премию каждый год с 1946-го по 1950-й, в 1953 и 1957 годах. Альбер Камю уделил внимание[468] Пастернаку в своей нобелевской речи в 1957 году, а годом позже номинировал его на премию. Это была уже восьмая номинация Бориса.
В мае Пастернак писал[469] Курту Вольфу, своему американскому редактору в издательстве Pantheon Books, с которым завязал переписку: «То, что вы пишете о Стокгольме, никогда не случится, потому что мое правительство никогда не даст согласия на какое-либо вознаграждение для меня. Это и многое другое прискорбно и печально. Но вы и не представляете, как незначительно то место, которое эти черты эпохи занимают в моем существовании. А с другой стороны, именно эти непреодолимые фатальности придают жизни движение, глубину и честность и делают ее весьма выдающейся – беспредельно радостной, волшебной и настоящей».
6 октября Борис писал Жозефине, опять-таки на корявом английском: «Если Н[обелевская] премия[470] этого года (как порой говорят слухи) будет присуждена мне и возникнет необходимость выехать за границу (весь этот вопрос по-прежнему темен для меня), я не вижу причин не попытаться взять с собой в эту поездку О[льгу], если только дадут разрешение, не говоря уже о вероятности моей собственной поездки. Но видя трудности, связанные с Н[обелевской] пр[емией], надеюсь, что ее присудят другому претенденту, полагаю, А. Моравиа».[471]
23 октября Шведская академия словесности и языковедения объявила, что Нобелевская премия по литературе будет присуждена Борису Пастернаку «за его важный вклад в современную лирическую поэзию, а также в великую традицию русских прозаиков». Несмотря на неослабевающий ливень, к воротам дачи Бориса слетелись иностранные корреспонденты с камерами наготове. Когда журналисты стали спрашивать, как он отреагировал на эту новость, он ответил под щелчки фотоаппаратов: «Получение этой премии наполняет меня великой радостью, а также оказывает мне большую моральную поддержку. Но моя радость сегодня – одинокая радость».
«Вот улыбающийся Б. Л.[472] читает телеграмму о присуждении ему премии, – описывала Ольга сделанные в тот день фотографии, – вот он смущенно стоит с поднятым бокалом, отвечая на поздравления К. И. Чуковского,
Анна Пастернак получила образование в Женской школе Сент-Полз и в колледже Крайст-Черч в Оксфорде. Посвятив год работе в издательстве, она занялась журналистикой. Сейчас ей двадцать семь лет и она сотрудничает в таких известных изданиях, как «Санди телеграф», «Санди таймс», «Дейли мейл», «Мейл он Санди», «Дейли экспресс», лондонская «Ивнинг стандард» и «Спектейтор». Эта книга излагает правдивую историю любви мужчины и женщины, любви страстной и преисполненной надежд, но в конечном счете — безнадежной.
Что может быть хуже, чем быть 39-летней одинокой женщиной? Это быть 39-летней РАЗВЕДЕННОЙ женщиной… Настоящая фанатка постоянного личного роста, рассчитывающая всегда только на себя, Дейзи Доули… разводится! Брак, который был спасением от тоски любовных переживаний, от контактов с надоевшими друзьями-неудачниками, от одиноких субботних ночей, внезапно лопнул. Добро пожаловать, Дейзи, в Мир ожидания и обретения новой любви! Книга Анны Пастернак — блистательное продолжение популярнейших «Дневник Бриджит Джонс» и «Секс в большом городе».
Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Миллионам людей во всем мире знакомо улыбающееся лицо Ника Вуйчича и его вдохновляющие выступления. Несмотря на то что Ник родился без рук и ног, он построил успешную карьеру, много путешествует, женился, стал отцом. До встречи со своей будущей женой Канаэ Ник был уверен, что ни одна женщина его не полюбит и не захочет выйти за него замуж. Он сомневался в том, что сможет стать хорошим мужем и отцом. Честно говоря, в этом сомневались даже его близкие. В этой книге Ник и Канаэ делятся с читателями историей своей любви и рассказывают о том, что они узнали и чему научились – на собственных ошибках и благодаря другим людям.
Когда в городе началось массовое истребление, они спустились под землю, в канализацию. 12 мужчин, 7 женщин и 2 детей. 424 дня они провели без света, с ограниченным запасом еды и воды, полные ненависти друг к другу. С одной целью – спасти свою жизнь. Но стоит ли спасать такую жизнь? Реальная история.
Как жить, чтобы потом ни о чем не жалеть? Каждый из нас в какой-то момент задается этим вопросом. К сожалению, многое из того, что действительно имеет значение, мы видим только задним числом. Известные психологи Элизабет Кюблер-Росс и Дэвид Кесслер сформулировали правила, которые мы должны знать, чтобы жить полной жизнью. Они о любви и счастье, о потерях и чувстве вины, о прощении и согласии, об убегающем времени и страхе. Эти уроки – опыт жизни сотен людей, подводящих итоги прожитых лет на пороге смерти.
Всего за несколько недель эта книга превратила молодую журналистку Джаннетт Уоллс в одного из самых популярных авторов Америки. Престижные премии и приглашения на телевидение, первые строчки в книжных рейтингах и продажи миллионов экземпляров, желание Дженнифер Лоуренс исполнить главную роль в экранизации – «Замок из стекла» по праву можно назвать сенсацией в современной литературе.В этой книге Уоллс рассказывает о своем детстве и взрослении в многодетной и необычной семье, в которой практиковались весьма шокирующие методы воспитания.