Лапландцы. Охотники за северными оленями - [16]

Затем в присутствии пастыря деревни, на великом празднике, происходило большое собрание, даже с приглашением чужеземцев. Во время церемоний мужчина, член семьи, проходил по кругу с чашей. Каждый гость опускал в нее деньги и обещал прислать, скажем, оленя и теленка или, по своим средствам, только теленка. Затем юноша принимал все эти обещанные свадебные подарки, так, чтобы никто не был забыт. Это было более необходимо, чем может казаться. Следует помнить, что множество браков праздновалось во время ярмарки несколько дней, так что люди часто оказывались гостями не на одной свадьбе. Обычно они обходили их всех, что каждый раз означало свадебный подарок. Таким образом, молодая пара обычно начинала свою жизнь со стада приличного размера, не говоря уже об олене, которого невеста могла преподнести в качестве своего приданого.

Одна древняя традиция продолжается даже до настоящего времени почти на всей лапландской территории. Молодая пара строит дом вблизи семьи жены, во многих случаях даже разделяя палатку родителей, хотя они, естественно, предпочитают иметь свой собственный дом. Здесь стоит вновь обратить внимание на матриархальный элемент в лапландском обществе, с которым мы уже столкнулись в их культуре. Палатка – это в действительности область жизнедеятельности женщин, а не просто жилище для семьи. Смысл этого в том, что мать семьи наделяется качествами стойкости, плодородия, именно женщина должна гарантировать выживание лапландской семьи.

Будущий жених дает девушке кольцо, которое фактически является обручальным. В день бракосочетания невеста и жених обмениваются кольцами в присутствии пастыря. Теперь невеста носит два подобных кольца, добавляя третье, когда рождается первый ребенок мужского пола. Кольца дают ей и в других случаях: чтобы отметить праздник, годовщину и так далее. В результате многие лапландские женщины обладают прекрасной коллекцией колец, однако они часто не носят их, а хранят в гииса – небольшом ящичке, который во время миграции везут на вьючном олене.

Пара будет верна друг другу. В Лапландии разводы фактически неизвестны. Великое дело в лапландских семьях состоит в том, чтобы наплодить как можно больше детей, чтобы был кто-то, кто будет заботиться об оленях, когда родители состарятся. Беременную женщину окружают величайшей заботой, обращаются с ней со всей внимательностью и уважением. Муж изучает ее походку, чтобы понять, родится мальчик или девочка. Если будущая мать почувствует небольшой уклон вправо, ее муж приходит в восторг, поскольку это означает, что родится сын. Когда приходит великий день, мужа выгоняют наружу. Он может идти среди оленей, чтобы скрыть свои страхи, разговаривая с ними и рассказывая им, как он любит их, чтобы следующей зимой в санях было на одного маленького пассажира больше.

В настоящее время церемонии изгнания бесов перестали совершать в палатке, и шамана больше не вызывают, чтобы он дал хорошие предзнаменования для рождения ребенка. Акушерка из самой семьи или из соседней деревни принимает во время родов небольшую головку в руки, чтобы придать ей твердую, по-настоящему лапландскую округлость. Младенец не должен ни в коем случае иметь продолговатую голову, как у южных людей.

Но до недавнего времени лапландская женщина, особенно если она была обитательницей палатки, вводила своего ребенка в мир без чьей-либо помощи, просто становясь на колени на землю. Самое большее, на что она могла рассчитывать, была помощь одной – двух других женщин. Такой была традиция.

После пришествия миссионеров младенцев стали крестить. Но это не означало, что лапландцы отказались от своих старых традиций в отношении имени ребенка, хотя в этом они были осторожны, чтобы не вступить в противоречие с обычаями новой религии. В уединении палатки ребенку давали имя предка, который являлся матери во сне и изъявлял желание дать ребенку свое имя, чтобы он мог таким образом вернуться в мир живых. Предок брал на себя ответственность за жизнь своего тезки, следил за тем, чтобы ребенок стал сильным и был огражден от какого-либо вреда.

Если у матери не было подобного сна, который бы вдохновил ее, она могла пойти к шаману. Шаман громко стучал по своему барабану небольшим роговым молотком, и оттуда исходило имя, причем всегда то имя, которое уже появлялось в этой семье. Если у ребенка была жива бабушка, то он получал от нее небольшой подарок-амулет, сделанный из меди. Мальчики носили его под мышкой, а девочки – на груди. Для матери это было праздничное время. Отец оставался снаружи – его не выгоняли, просто он хорошо знал, что младенцы и все церемонии, связанные с ними, были делом женщин.

Если, несмотря на шамана, его барабан и заклинания, на счастливые амулеты бабушек, ребенок плохо рос, не мог стать большим и сильным, церемония повторялась. При этом происходило изменение имени. Душа предка, чье имя поначалу было принято, должно быть, не сумела найти покоя – таково было истолкование. Возможно, эта душа теперь имела свою мрачную обитель в сердце какого-нибудь кровожадного волка или, за ее грехи, в камне, она могла бродить по льдам, которые возвышаются и скрипят в далеких морях. Поэтому ребенку давали новое имя, на сей раз в надежде на более благополучную судьбу.