Лапка-царапка - [27]

— Не толстой… упитанной. Так она говорила. А я считал её женственной. Она не ограничивала себя ни в чём: ела, сколько хотела, ругалась, как сапожник, улыбалась много и от души.

Эди задумчиво кивнула.

— А ты? — наконец прервал он молчание, разделавшись с супом. — Ты была замужем?

Она не сразу ответила, сосредоточившись на еде. Джим уже подумал, что Эди так ничего и не скажет, как она произнесла:

— Нет. Я была помолвлена с очень одарённым инженером-конструктором за два года до того, как устроилась в «Глобал Генетикс», но до замужества дело не дошло. Мы встретились в Массачусетском технологическом институте.

— Стоит посочувствовать? — спросил он.

— Посочувствовать?

— Ну, что у вас не сложилось?

— А! Ты хочешь знать, сожалею ли я о тех отношениях, чтобы определить свою линию поведения?

— Именно.

Она нахмурила брови, по привычке обдумывая вопрос.

— В браке не было смысла, мы оба с этим согласились.

— Почему? — спросил Джим, заметив какую-то тень в её обычно безмятежных карих глазах. — Прошу прощения, что лезу не в своё дело.

— Он хотел детей, а я обнаружила, что бесплодна, — спокойно ответила она, но по отведённому взгляду Джим понял, что ей больно говорить об этом. Она стала рвать бумажную салфетку на полоски.

Он хотел взять руки Эди в свои, чтобы хоть как-то утешить, но не решился.

— Вы думали об усыновлении?

— Ему это не подходило. Он полагал, что его гениальность и внешние данные — а он действительно выглядел очень недурственно, хотя до тебя ему далеко — обязательно должны найти продолжение в отпрысках. Считал это своей обязанностью перед обществом.

Она превратила один край салфетки в бахрому и принялась за другой. Джим недоверчиво уставился на Эди:

— Он не хотел, чтобы мир лишился столь выдающихся генов после его кончины?

— Да. — Она кивнула. От салфетки почти ничего не осталось. — Вполне логично. Хотя население земного шара уже сейчас испытывает нехватку суши, пригодной для жизни, но в случае бездетных союзов…

— Эди, — перебил он, — этот инженер бросил тебя потому, что ты не могла родить ему ребёнка?

— Мы расстались по обоюдному согласию, — чопорно ответила она и переключилась на третью сторону салфетки.

— Сожалею.

— Не надо. Больше всего мне в тебе нравится то, что ты не считаешь, что меня нужно жалеть.

— Я не тебя жалею, — удивлённо сказал он. — А того парня, который думает, что его сперматозоиды важнее тебя.

Несколько мгновений Эди внимательно смотрела на него, мысли отражались на её лице, будто написанные большими буквами на лбу: «Да, он надо мной издевается!»

Но Джим был совершенно серьёзен.

— Наелась? — поинтересовался он, кивнув на её пустую тарелку.

— Да.

— Тогда пошли отсюда.

Они оставили машину у небольшого парка рядом с домом Эди и долго гуляли среди деревьев, освященных мягким вечерним солнцем. Под аккомпанемент сверчков и цикад Джим с Эди увлечённо беседовали, стараясь узнать друг о друге как можно больше. Она рассказала, что любит ездить на работу на велосипеде, а Курран похвастался, что пять раз в неделю по утрам посещает бассейн. Она росла в Сиэтле, он — здесь, в Чикаго. Они обсуждали буквально всё на свете. Джим мог бы наворачивать трехкилометровые круги по дорожкам до самого рассвета, но побоялся, что ещё немного и Эди прямо на ходу свалится без сил.

Поэтому с большой неохотой проводил её до дома и неуверенно замер на пороге, удерживая взгляд и не находя слов. Рядом с ней Джиму хотелось вести себя по-рыцарски, хотя, возможно, это было всего лишь благородное прикрытие для потаённых страхов: боязни отказа, боязни нарушить границы и неуверенности в том, где эти границы проходят. Он переживал, что, если позволит себе лишнее, Эдит больше никогда не согласится пойти с ним на свидание. Он не знал, чего она от него ждёт, но её желания ставил гораздо выше собственных. Сам же он жаждал обнять её и целовать до потери чувств.

— Ну, спасибо за великолепный вечер.

— Не за что.

Она встала вполоборота, чтобы открыть дверь.

— Увидимся завтра? — спросил он.

— Нет, завтра в семь утра я улетаю в Сиэтл, рабочая командировка.

— О, надолго?

— Вернусь в субботу утром.

Эди повернула ключ и отворила дверь. Джим постарался скрыть разочарование. Три дня — это слишком много.

— Хорошо, тогда в выходные мы с Хлоей заглянем в приют?

— Конечно.

Эди повернулась к нему, обхватила его лицо ладонями и страстно приникла губами к его губам. Джим в миг и думать забыл о рыцарстве, границах или страхе. Приподнял её, прижал к себе и внёс в дом, не прерывая поцелуя. Потом захлопнул дверь ногой и слегка наклонил голову, чтобы видеть дорогу. Комната казалась калейдоскопом ярких размытых цветов: невозможно было на чём-то сосредоточиться, пока Эди дразнила его язык своим, запутавшись пальцами в волосах и одновременно прижимаясь к нему прекрасной мягкой грудью.

— Диван? — сумел прорычать Джим, чуть отстранившись.

— Кровать, — хрипло простонала Эди и указала куда-то в сторону. — Кровать.

Он огляделся, заметил открытую дверь и бросился туда, подхватив Эдит на руки. К своей радости, там он обнаружил огромную двуспальную кровать, застеленную мягким шёлковым покрывалом цвета морской волны, а не узкую односпальную лежанку, как можно было бы предположить. Он уронил Эди посреди королевского ложа и сам присоединился к ней, встав коленями по обеим сторонам её бёдер.