Ланселот - [8]

Шрифт
Интервал

Совершенно несомненно, она была вне себя и чем-то — или кем-то? — одержима. Эти размышления привели меня к выводу, что секс, вопреки устоявшемуся о нем мнению, вообще не сводится к какой бы то ни было проблеме. Его нельзя рассматривать как очередной пункт в списке человеческих потребностей, таких как пища, жилье, воздух, скорее он представляет собой некий спазм, экстазик, и тут же стаз, как это у медиков называется, — в общем, одержимость, да и только. Точно так же нельзя рассматривать в качестве проблемы одержимость бесом. Ты улыбаешься. Ты со мной не согласен? Может, ты из этих, нынешних, которые полагают, что дьявол — это не более чем проблема зла?

И все же как из такой мелкой посылки можно вывести столь чудовищные следствия? Я скажу, если тебе интересно, однако сначала я бы хотел рассказать о своей реакции, которая, по меньшей мере, была престранной. Ты мог бы подумать, что у новоиспеченного рогоносца это открытие вызовет подобающие чувства — потрясение, стыд, униженность, обиду, гнев, ненависть, жажду мести и т. д. Поверишь ли, но я не испытывал ничего подобного! Угадай, что я ощутил? «Хм. Что тут у нас? Надо же. Хм-хм». Я почувствовал покалывание у основания позвоночника, шевеление червячка любопытства.

Да, именно любопытства! Ты удивлен? Нет? Да? Неужто? Один из выводов, к которым я пришел, просидев год в этой клетке, это то, что сегодня люди могут испытывать единственное чувство — любопытство или отсутствие такового. Любопытство, заинтересованность и скука заменили все чувства, о которых мы когда-либо читали в книгах и которые отражаются на лицах актеров. Даже ужасы нашей эпохи предстают в виде гримаски любопытства. Тебе никогда не доводилось видеть, как человек раскрывает газету и читает заголовок: «Триста человек погибли в авиакатастрофе»? «Как ужасно!» — восклицает он. Но приглядись к нему, когда он передает тебе газету. Разве на его лице ужас? Нет, любопытство. Когда ты в последний раз видел ужаснувшегося человека?

Похоже, впрочем, что даже такая печальная судьба, как моя, любопытства в тебе не пробуждает. Ты меня слушаешь? Что ты там углядел на кладбище? Как женщины готовятся ко Дню поминовения? Белят надгробья, подстригают травку, оттирают грязь с мраморных оградок и раскладывают живые и искусственные хризантемы? Если присмотришься, наискосок от кладбища виден бывший вход для негров в старый театр «Мажестик»; теперь там киношка, куда не пускают детей. Помнишь, как мы туда ходили? Смотрели там разные фильмы вроде «Сорок девятого» с Верой «Пупой» Ралстон (этой самой «пупой» она в основном и вращала) и Чарлзом Старреттом.[15] Или то были Вероника Лейк и Престон Фостер?[16] А может, Роберт Престон и Вирджиния Мэйо?[17] Теперь там крутят нечто под названием «69». Отсюда можно рассмотреть только часть афиши, на которой различается что-то вроде символа инь-ян, составленного, скорей всего, из двух сплетенных антипараллельно тел, словно Чарлз и Вера, подхваченные вихрем времени, так и сцепились навеки в этом двуединстве.

На противоположной стороне улицы видна вывеска бара «Лябранч». Какое у них там сегодня фирменное блюдо? Стручки окры?[18] Устрицы? Или суп из креветок? И, конечно же, бочковое пиво.

Новый Орлеан! Не самое плохое место для тюремного заключения. Разве что летом здесь нехорошо. Представь, каково сидеть в Бирмингеме или Мемфисе. А тут — какие ароматы! Даже сюда проникают, словно у города есть душа, выделяющая собственные эманации. Даже не знаю, как это назвать. Живительный запах распада? Или зловоние страсти и радости? Когда я уезжал из Нового Орлеана и вспоминал о нем, первое, что приходило мне на ум, это запах гниющей на тротуарах рыбы и атмосфера благолепия в домах. В каком-то смысле это католический город, но дело не в этом. Провиденс в штате Род-Айленд тоже католический город, но, Боже, кто по собственной воле станет там жить? Эта твоя религия… — нет, не она формирует лицо этого города, оно, скорее, отражает попытку приспособления к ней или бегства от нее. Мне кажется, что душа этого города не спасена и не проклята, а этак слегка приотпущена и пребывает в уютном католическом предбанничке между внешним кругом ада, где совсем неплохо устроились грешники пола, и внутренним кругом чистилища, где обстановка еще вольготнее. Прибавь к этому марсельскую распущенность, сдобренную американским добродушием. К смерти и сексу здесь всерьез не относятся, так как значение имеют только деньги. Поэтому банк Уитни выглядит торжественным и мрачным, а кладбище — веселым и радостным. Протестанты здесь придумали Марди-Гра. Пресвитериане устраивают сиесты и играют в джин-рамми[19] в Бостонском клубе. А иудеи в день, когда Христос начал сорокадневный пост, отправляются кататься на катерах.

Мне нравится ваш пошлый соборчик в Старом квартале. Он расположен в самой сердцевине квартала алкоголиков, наркоманов, шлюх, сутенеров, извращенцев и содомитов — такого их скопления больше не найти на всем полушарии. Впрочем, вполне логично располагать соборы именно в таких местах. Он, как и весь город, производит на меня умиротворяющее впечатление, однако по другой причине — этакое дивное торжество посредственности. Самым известным событием, происшедшим здесь за всю историю, стала схватка между Джоном Л. Салливаном и Джимом Корбеттом.


Рекомендуем почитать
Сватовство

Жанр рассказа имеет в исландской литературе многовековую историю. Развиваясь в русле современных литературных течений, исландская новелла остается в то же время глубоко самобытной.Сборник знакомит с произведениями как признанных мастеров, уже известных советскому читателю – Халлдора Лакснеоса, Оулавюра Й. Сигурдесона, Якобины Сигурдардоттир, – так и те, кто вошел в литературу за последнее девятилетие, – Вестейдна Лудвиксона, Валдис Оускардоттир и др.


Восходитель

Леонид Зорин — постоянный автор «Знамени». «Восходитель» — двенадцатое произведение, публикуемое на страницах журнала, продолжает жанровую серию, начатую напечатанным в № 3 за нынешний год монологом «Он».


Отпусти народ мой...

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Улица

В своей автобиографической книге один из самых известных канадских писателей с пронзительным лиризмом и юмором рассказывает об улице своего детства, где во время второй мировой войны росли и взрослели он и его друзья, потомки еврейских иммигрантов из разных стран Европы.


Вода камень точит

Обманчиво мирный психологический роман от «японского Ирвина Уэлша», записного скандалиста Сю Фудзисавы. Тридцатилетний герой романа «Вода камень точит» работает в газете. специализирующейся на материалах о домашних животных, раздумывает, не перейти ли в газету некрологов «Свастика», — и собирается жениться. Мысль о предстоящей свадьбе, о том. что придется менять весь уклад жизни, повергает его в ужас, испытывает его психику на прочность самым жестоким образом.


Теперь я твоя мама

Когда Карла и Роберт поженились, им казалось, будто они созданы друг для друга, и вершиной их счастья стала беременность супруги. Но другая женщина решила, что их ребенок создан для нее…Драматическая история двух семей, для которых одна маленькая девочка стала всем!


Разновразие

Прозу московской писательницы Ирины Поволоцкой часто относят к так называемой «женской» и ставят рядом с именами Г. Щербаковой и Л. Улицкой. За повесть «Разновразие» автор был удостоен престижной литературной премии имени Аполлона Григорьева, учрежденной Академией Русской Современной Словесности. В книгу также вошли рассказы, публиковавшиеся в «Новом мире» и других «толстых» журналах.


Блуждающее время

В новом романе знаменитого писателя речь идет об экзотических поисках современной московской интеллигенции, то переносящейся в прошлое, то обретающей мистический «За-смертный» покой.В книге сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и фирменного мамлеевского стиля.


Венок на могилу ветра

«Венок на могилу ветра» — вторая книга писателя из Владикавказа. Его первый роман — «Реквием по живущему» — выходил на русском и немецком языках, имел широкую прессу как в России, так и за рубежом. Каждый найдет в этой многослойной книге свое: здесь и убийство, и похищение, и насилие, и любовь, и жизнь отщепенцев в диких горах, но вместе с тем — и глубокое раздумье о природе человека, о чуде жизни и силе страсти. Мастерская, остросовременная, подлинно интеллектуальная и экзистенциальная проза Черчесова пронизана неповторимым ритмом и создана из плоти и крови.


Сизиф

Согласно древнегреческим мифам, Сизиф славен тем, что организовал Истмийские игры (вторые по значению после Олимпийских), был женат на одной из плеяд и дважды сумел выйти живым из царства Аида. Ни один из этих фактов не дает ответ на вопрос, за что древние боги так сурово покарали Сизифа, обрекая его на изнурительное и бессмысленное занятие после смерти. Артур, взявшийся написать роман о жизни древнегреческого героя, искренне полагает, что знает ответ. Однако работа над романом приводит его к абсолютно неожиданным открытиям.Исключительно глубокий, тонкий и вместе с тем увлекательный роман «Сизиф» бывшего актера, а ныне сотрудника русской службы «Голоса Америки».