Лансароте - [15]

Больше всего журналистов поражало поведение обвиняемых. Обычно педофил – это существо, терзаемое стыдом и унижением, раздавленное существо. Он сам ужасается содеянному, приходит в отчаяние от того, что не в силах совладать с преступными импульсами, которые его обуревают. Он либо категорически отказывается признать себя виновным, либо спешит навстречу возмездию, его переполняет чувство вины, он исходит раскаянием, требует, чтобы его лечили, и с благодарностью соглашается на химическую кастрацию. У азраилитов не наблюдалось ничего похожего. Они не только не выражали раскаяния, но считали, что насаждают новые, прогрессивные нравы, и утверждали, будто общество много выиграет, если все честно и открыто станут вести себя, как они. «Мы дали наслаждение нашим детям. Мы научили их с юных лет испытывать и дарить наслаждение. Мы до конца выполнили наши родительские обязанности», – так или примерно так говорили все задержанные.

Среди них был и Руди. Предъявленные ему обвинения были не из самых тяжких, но расследование началось именно с этого случая. Его обвиняли в развратных действиях в отношении несовершеннолетней, девочки-марокканки одиннадцати лет по имени Айша. «Он раздевал меня, целовал повсюду и заставлял делать ему минет…», – рассказала она следователям. В полицию обратилась ее мать, ранее состоявшая в секте. Да, сказал я себе, Руди определенно не везет с марокканками. Мусульманское население развязало против него настоящую травлю, спекулируя на том, что он – бывший полицейский (как только разразился скандал, его, разумеется, сразу же выгнали из полиции); пришлось обеспечить ему охрану. «Она говорила, что я ей нравлюсь, иногда она сама предлагала сделать минет…» – заявил он следователям, захлебываясь от рыданий.

Тридцатого декабря Филипп Лебёф, которому не было предъявлено никаких обвинений, приехал в Брюссель и дал долгожданную пресс-конференцию. Журналисты сбежались толпой и не пожалели об этом: сенсация была оглушительная. Азраил полностью оправдывал действия своих последователей – и это еще мягко сказано. Среди членов секты дозволялись и поощрялись все виды сексуальной активности, без оглядки на возраст, пол и семейные связи. На всё на это было милостивое благоволение анаким. «Он не понимает, что делает, ведь теперь его секту повсюду запретят…» – прошептал корреспондент «Фигаро». Пророк выглядел здоровым и бодрым: в свете прожекторов его борода казалась лишь слегка тронутой сединой. Видя растерянность присутствующих, он воспользовался этим, чтобы перевести дискуссию на более высокий уровень: он заявил, что Христос и Магомет были самозванцами. А вот Моисея он считал прямым своим предшественником.

– Однако то, чему вы учите ваших последователей, совсем не похоже на Десять заповедей… – заметил главный редактор «Суар», впервые перебивая Азраила.

Но Азраил воспользовался его репликой, чтобы развить свою точку зрения. Суть в том, объяснил он, что Моисея действительно посетили инопланетяне, анаким; но Моисей понял их неправильно, и в результате появилась полная чушь – пресловутые Десять заповедей. Из-за этого человечество потеряло массу времени. К счастью, наконец-то явился он, первый законный преемник Моисея, и теперь он раскроет подлинный смысл завета анаким.

– Да он сам не верит в то, что говорит, это просто рекламный трюк… – пробормотал корреспондент «Пари-матч».

И в самом деле, после публикации отчетов о пресс-конференции на интернетовский сайт секты потоком хлынули просьбы о дополнительной информации. Лебёф блестяще разыгрывал свою партию – тем более что лично его было не в чем упрекнуть. В отличие от других «гуру», он вел образцовую семейную жизнь. Несмотря на многочисленные призывы общественности запретить секту, прокуратура оказалась бессильной. Речь шла только об уголовном преследовании отдельных лиц, которым предстояло ответить за совершенные ими преступные деяния: их принадлежность к той или иной религиозной конфессии могла служить источником дополнительных сведений, но никак не доводом для обвинения.

Следствие возобновилось. Проходило оно быстро, поскольку никто из обвиняемых не отрицал содеянного, и вскоре начался процесс. Вместе с другими членами секты – всего их было человек пятнадцать – Руди оказался на скамье подсудимых в брюссельском Дворце правосудия. Всем им грозило многолетнее тюремное заключение, но это их как будто не слишком беспокоило. Руди, например, выглядел умиротворенным, почти счастливым. На всех фотографиях он был в очках, больших очках в квадратной черной оправе; напрасно он их надел. Его брюшко, его усы, да еще эти очки в массивной оправе – всё это складывалось в классический образ извращенца-педофила. Общественность негодовала, чуть не каждый день перед Дворцом правосудия проходили демонстрации с требованием сурово наказать обвиняемых. Как всегда в подобных случаях, некоторые люди высказывались за восстановление смертной казни. Один журналист отыскал отца Айши, который давно расстался со своей женой. Он хотел бы увидеть, как «отрежут яйца» тому, кто похитил честь его дочери, и готов был проделать это собственноручно.