Ландыши-'47 - [2]

наверное, просто щелкнул, но Наташе показалось — ка-ак щелкнет! И стоит

на пороге он. Тогда вот Наташа и покрылась вся ландышами...

То есть натурально — повырастали на ней ландыши, как на поляне

какой или клумбе: прямо из тела вышли. Из пальцев, из плеч, из прочих

частей, сквозь одежду проклюнулись. Один — так со лба свесился, смотреть

мешает, застит долгожданного. Наташа от суженого глаз не отведет, ничего,

что с ней происходит, не замечает. А тот рот раскрыл, глазами хлопает, точно

филин, не поймет, что за диво перед ним дивное. Спрашивает:

— Ты что?

Наташа отвечает:

— Я — ничего.

Бросились они друг другу в объятия. Стали обниматься-целоваться.

Наташа плакать вздумала, да он ей запретил. Она его кофе напоить хотела, а

он ее раздевать стал. И как оставалась Наташа совсем нагая, увидела, что по

ее телу ландыши растут. Испугалась, смутилась:

— Что это?

А он:

— Какая, — говорит, — разница? Ты у меня и так была самая что ни на

есть раскрасавица, а теперь как богиня стала.

Зажили они вместе. Зажили счастливо. Соседки, завистницы

злоязычные, и раньше Наташу любовью своей не жаловали, потому все одна

да одна, редко с кем словом обмолвится, «здрасьте» и «до свиданья»; но

терпели: баба одинокая — значит тоже, как и они, несчастная. А теперь...

когда мужика днем с фонарем не отыщешь, тихая-тихая, а какого жеребца

заманула. Про ландыши не знали они еще ничего.

Поначалу Наташа и выходить-то боялась: что за вид такой у нее!

Только уговоры мужнины подействовали. Плюнула на все, под руку со своим

мужиком, как ни в чем не бывало, из дома вышла. Соседи чуть с лавочки не

попадали. Смотрят: совсем Наташка с ума съехала — разрядилась, как б...

позорная — вся в цветках каких-то. А через неделю прибежал среди ночи к

Анфисе Васильевне дед Матюха, весь потный от потрясения, красный.

Шепчет быстро-быстро, а сам трясется, как отбойный молоток:

— Натаха мыться собралась, я за ней подсмотреть решил. Скинула она

с себя все, а цветочки-то, как были, так на ней и остались!

К утру уж все о том толковали. Тут-то соседушки и задумались.

Много времени не прошло, является муж домой сам на себя не похож.

Ужинать сел. Борщ ест — не ест, время тянет. Потом и говорит:

— Вызывали меня куда следует. «Что же, — говорят, — жена твоя себе

позволяет?!» «А что позволяет?» — спрашиваю. Загудели: «Ты нам дурака

здесь не валяй! Пишут люди: оскорбляет она их недостойным своим

извращением. Ты давай-ка сам разберись побыстрее, чтобы нам за это дело

взяться не пришлось».

Заплакала Наташа тихонько. Муж сидит перед тарелкой с остывшим

борщом, голову повесил. Делать нечего, надо какой-то выход искать. Стали

они вместе те цветы-ландыши злосчастные обрывать. Только оборвут, трех

минут не пройдет — все они на месте, будто и не трогали их. Уж вся

квартира в цветах: на стопе цветы, на полу цветы, в шкаф складывали — и

там больше места нет. Просидели они в горькой кручине всю ночь, глаз не

сомкнули, а поутру решили в больницу пойти. Дверь открыли, соседки так по

своим норам и прыснули.

Очередь к доктору большая была, а как в кабинет вошли, очень всех

удивили.

— Не знает советская медицина такого случая. Вот если эти таблетки

не помогут — тогда не знаю. Обращайтесь в сельскохозяйственную

академию.

Таблетки не помогли. На работе мужу второй раз на вид поставили.

Отправились в сельскохозяйственную академию.

— Дело странное, — там сказали, — только к нам оно не относится.

Идите в санэпидемстанцию.

В санэпидемстанции посоветовали в больницу обратиться.

А время-то шло. Результата нимало. Начальники мужнины совсем

рассвирепели.

— Если, — говорят, — твоя жена не прекратит терроризировать

население...

Хоть и силен был мужик у Наташи и смел, а тут не выдержал.

— Прости меня, Наташенька, но не могу я с тобой такою жить. Ухожу.

Может статься, к одинокой тебе никто приставать не будет. Прости и

прощай.

Как ушел он, так и слегла Наташа. Долго хворала. Но люди ее одну в

беде не оставили: лекарства из аптеки носили, чай грели, компрессы

прикладывали... А как поправилась, помогли устроиться в специальный дом,

где всех таких сирых и убогих пригревают: вниманием, лаской окружат,

кормят почти что даром и завсегда медицинскую помощь оказать готовы.

Не сразу привыкла Наташа к новому месту, новому коллективу. Было,

что и бежать куда-то хотела. Потом ничего, успокоилась, друзья появились,

общие интересы. И, если случается, плачет она о чем-то, зато никто здесь

странностью в глаза не тычет. Администрация даже очень Наташей

довольна, потому что к любому празднику, любому юбилею в их учреждении

всегда теперь есть живые цветы.