Ланарк: Жизнь в четырех книгах - [222]
— Манро? Глопи?
— Совершенно верно, сэр. — Фигура склонилась в почтительном поклоне. — Вам дарована необычная милость, отчего, собственно, мы сюда и посланы.
— Кто вас послал? — раздраженно бросил Ланарк. — Институт или совет? Ни к тому, ни к другому я не питаю симпатии.
— Наука и власть в настоящее время ликвидируются. Я представляю Министерство земли.
— Сплошная чехарда названий. Но я на это давно плюю. Не трудитесь объяснять.
Пришедший снова поклонился:
— Завтра в семь минут пополудни вы умрете.
Слова эти совсем заглушил пронзительный крик чайки над головой, но Ланарк превосходно их понял. Казалось, он помнил или ожидал их всю жизнь — как падение матери в тесном коридоре, как руку полицейского у себя на плече. Уши его наполнил гул, похожий на гомон испуганной толпы. Он шепнул:
— Смерть — это не милость.
— Милость — знать когда.
— Но я… я припоминаю как будто, что прошел через несколько смертей.
— Это были репетиции. После следующей смерти ничего от вашей личности не останется.
— Будет больно?
— Не особенно. Уже сейчас вы не чувствуете свою левую руку, не можете ею пошевелить. Через секунду чувствительность вернется, но завтра в пять минут первого то же произойдет со всем телом. На две минуты сохранятся зрение и мысли, но двигаться и говорить вы не сможете. Это время будет самое тяжелое. Когда оно кончится, вы будете мертвы.
От жалости к себе и досады Ланарк нахмурился. Почтительным тоном камергер спросил:
— У вас есть жалобы?
— У меня в жизни недостаточно было любви. Надо бы больше.
— Все на это жалуются. Вы могли бы обжаловать смертный приговор, если бы у вас было более полезное дело.
— Если это намек, что мне нужно пуститься в новые приключения, то спасибо, не хочу. Но что сделается с моим сыном, со всем миром, когда меня не будет?
Камергер пожал плечами и развел руками.
— Ладно, ступайте, ступайте, — сказал Ланарк уже любезней. — Можете передать земле, что я предпочел бы не столь обычный конец — быть убитым молнией, к примеру. Но готов встретить смерть такой, какая назначена.
Камергер исчез. Ланарк забыл о нем, подпер ладонями подбородок и долго следил за проплывавшими облаками. Он слегка волновался — обыкновенный старый человек, но ему было радостно видеть в небе свет.
РИСОВАТЬ КАРТЫ Я НАЧАЛ ЕЩЕ МАЛЫШОМ: ОБОЗНАЧАЛ НАСЕЛЕННЫЕ ПУНКТЫ, ПОЛЕЗНЫЕ ИСКОПАЕМЫЕ, ЛАГЕРЬ ВРАГА И ОПЛОТ ЛЮБВИ. Я НЕ ЗНАЛ, ЧТО ВРЕМЯ МЕНЯЕТ ПРОСТРАНСТВО СУШИ. СОБЫТИЯ ПАДАЮТ, КАК СНЕГ, ПОГРЕБАЯ ПОД СОБОЮ ВЕХИ, И УРОВЕНЬ ЗЕМНОЙ ПОВЕРХНОСТИ РАСТЕТ ПОДОБНО СУГРОБУ.
ТЕПЕРЬ Я ВЗРОСЛЫЙ. КАРТЫ МОИ УСТАРЕЛИ.
Я НАКРЫТ ЗЕМЛЕЙ.
НЕ ШЕВЕЛЬНУТЬСЯ. ПОРА УХОДИТЬ.
ДО СВИДАНИЯ
Приложение
Как вырастал «Ланарк»
Здравствуйте еще раз. В 1981 году, когда «Ланарк» был опубликован издательством «Канонгейт», мне было 45 лет, и я надеялся, что после моей смерти книгу ждет слава. Лондонский издатель сказал, что в США «Ланарк» может стать культовой книгой, в Британии же ожидается меньший успех. Однако с 1981 года он постоянно переиздается, и мне часто приходится отвечать на следующие вопросы.
ВОПРОС. Расскажите о своей биографии.
ОТВЕТ. Если под биографией вы разумеете окружение: первые двадцать пять лет были прожиты в Риддри, благоустроенном восточном районе Глазго, где преобладают муниципальные дома с отделанными камнем фасадами и сдвоенные виллы. Среди наших соседей были медсестра, почтальон, типограф и торговец табачными изделиями, так что я сделался отчасти снобом. Я не сомневался, что Британией владеют и управляют по преимуществу жители Риддри — похожие на моего отца, знакомого с помощником муниципального секретаря (тоже из Риддри) и другими шишками, которым он ни в чем не уступал. Если под биографией вы разумеете семью: мои родные были люди работящие, начитанные и очень трезвые. Мой английский дедушка работал в Нортхемптоне мастером на обувной фабрике и вынужден был переселиться на север, так как работодатели внесли его в черный список как профсоюзного активиста. Мой шотландский дедушка был кузнецом на заводе и церковным старостой. Отец воевал на Первой мировой, после чего сделался агностиком и социалистом. Получил ранение в живот, что обеспечило ему небольшую пенсию от правительства, занимался машинной резкой картона на фабрике, которая пережила депрессию тридцатых годов, и в 1931 году женился на Эми Флеминг, служащей универсального магазина в Глазго. Она была хорошей домохозяйкой и дельной матерью, любила музыку и пела в хоре «Орфей» в Глазго. Отец на досуге увлекался пешим туризмом и альпинизмом, работал на общественных началах секретарем Кемпинг-клуба Великобритании и Ассоциации молодежных турбаз Шотландии. Мама, с тех пор как вышла замуж, не могла уже предаваться стольким хобби; как я теперь понимаю, ей хотелось от жизни большего, но она редко жаловалась. Таким образом, они были типичной супружеской парой. У меня была младшая сестра, которую я изводил; пока мы не разъехались, между нами постоянно шла война. Теперь она стала одним из моих лучших друзей.
ВОПРОС. Какое у вас было детство?
ОТВЕТ. За исключением тех дней, когда меня донимала астма или экзема, вполне безоблачное, однако частенько скучное. Родителям мечталось, чтобы я учился в университете. Им, видите ли, хотелось, чтобы я занимался умственным трудом, потому что таким людям легче сохранить работу во время промышленного спада. Чтобы поступить в университет, нужно было сдать экзамены по латыни и математике — оба предмета я терпеть не мог. Половина моих школьных лет прошла за занятиями, такими же неприятными для мозга, как жевание опилок для зубов. К этому, разумеется, добавлялась домашняя работа. Желая облегчить мне бремя учебы, отец брал меня на велосипедные прогулки и в горы, но я не любил таскаться за ним хвостом и предпочитал бежать в мир комиксов, фильмов и книг — книг прежде всего. В Риддри была хорошая библиотека. Меня тянуло ко всякой эскапистской дряни, но, когда она была исчерпана, ничего не оставалось, как взяться за хорошую литературу: мифы и легенды, путешествия, биографии, историю. Хорошо укомплектованная публичная библиотека представлялась мне верхом демократического социализма. Наличие ее в таком затхлом месте, как Риддри, доказывало, что мир в основном неплохо организован. Понимаю, что завел речь о моей жизни с одиннадцати лет и далее, после Второй мировой войны. В военные годы, с эвакуацией в 1939-м на ферму в Очтерардер (впечатления от этого использованы мною в «Прологе оракула»), в шахтерский городок Стоунхаус в Ланаркшире (материал использован в моем втором романе, «1982, Жанин») и в Уэзерби в Йоркшире, жизнь моя не была подчинена целиком и полностью шотландской системе образования, всецело поддерживаемой моими родителями, а стало быть, я вовсе не страдал от скуки.
