Ланарк: Жизнь в четырех книгах - [203]

— Это ведь был почти что инцест? — Ланарк ответил удивленным взглядом. — Вы ведь мой отец, так?

— Нет-нет! Это Сладден. Наверное.

— Сладден? Мать ничего мне не рассказывает. Кто такой Сладден? Он преуспевающий человек? Красивый или нет?

Ланарк мягко отозвался:

— Сладден очень даже преуспевающий человек, и женщины находят его очень привлекательным. По крайней мере, находили. Но сегодня мне не хочется о нем вспоминать.

Ланарк печально отвернулся и обвел взглядом переполненную гостями галерею, где возобновились танцы. На незнакомых лицах он видел такие знакомые признаки озабоченности, храбрости, счастья, покорности судьбе, надежды или провала, что ему показалось, будто все эти люди — его старые друзья, хотя среди них не было и двух похожих. Каждый словно бы воплощал в себе целый мир, с собственным возрастом, климатом и природой. Один был свеж и бодр, как пружина, другой напоминал знойное плодородное лето. В ком-то виделась осень, мягкая или бурная, в ком-то — трагическое бесплодие и стужа. Кто-то стоял рядом с Ланарком, и в ее обществе он мог мирно любоваться этими мирами, не желая ни завоевать их, ни ступить на их землю. Со вздохом она произнесла: «Тебе бы не помешало быть осмотрительней»; он обернулся и узнал леди Монбоддо. Лицо ее казалось моложе, чем то, что осталось в памяти Ланарка; в нем читались серьезность и одиночество. Грудь увеличилась; длинное, до пола, платье из жесткой материи с рисунком из львов и единорогов делало женщину похожей на колонну. Ланарк выдохнул обрадованно:

— Катализатор!

— Это была моя работа, а не имя. Думаю, тебе, Ланарк, пора в постель.

— Если с тобой, то я не прочь, — сказал Ланарк, обвивая рукой ее талию.

Она свела брови, словно его лицо было страницей, которую она старалась прочитать. Ланарк неуклюже убрал руку.

— Прости, если жадничаю, но этим девчушкам я как будто не особенно нравлюсь. А с тобой мы в свое время едва не сделались добрыми друзьями.

— Да. Мы могли бы заняться вдвоем всем, что бы нам вздумалось. Но ты сбежал к драконихе.

— Не зря! — взволнованно возразил Ланарк. — Она вскоре сделалась человеком, и теперь у нас сын. Он для своего возраста очень рослый и здоровый, вроде бы и умный тоже; и вырастет, наверное, неплохим человеком.

Леди Монбоддо все так же всматривалась в его лицо, словно читая в нем. Ланарк отвел глаза и неловко добавил:

— Не беспокойся за меня. Я не пьян, если ты этого боишься.

Когда он повернул голову, леди Монбоддо рядом не было, а на ее месте стояла Марта, протягивая ему стакан.

— Этот коктейль смешала я. Не особенно вкусный, зато крепкий. Пожалуйста, сэр, скоро ли моя очередь с вами танцевать?

— Почему вы, девушки, все время заменяете одна другую? — капризно протянул Ланарк. — Не хватает времени как следует познакомиться.

— Мы думаем, лучше провести время с кучей новых друзей, чем с одним-двумя старыми.

— И когда же вы меня покинете?

— Может, я и останусь. На весь вечер. — Марта смотрела на него без улыбки.

— Может! — скептически повторил Ланарк и выпил.

Вначале вкус показался до тошноты сладким, а потом таким жутко горьким, что Ланарк поспешил заглотнуть напиток. Откуда-то доносился голос Повиса:

— …Хочет, чтобы совет запретил производство обуви: мол, непосредственный контакт с телом матери-земли дает нам физическое и душевное здоровье. По его словам, войны и преступления в последнее время участились из-за наборных резиновых подметок: они изолируют нас от хтонических потоков и подвергают воздействию лунных. Прежде я бы, конечно, посмеялся, но современная наука нередко оправдывает то, что мы считали суеверием. Похоже, ежи действительно сосут коров…

Ланарк растянулся на подушках в самом нижнем этаже. Кто-то снял с него туфли, и пальцы его ног бережно скользили по мягким частям чьего-то одетого в шелк тела. Щекой он прижимался к чьей-то щеке, ладони уютно покоились меж покрытых тканью бедер, чья-то рука ласкала его шею. Шумы галереи и оркестра были приглушены расстоянием, но непосредственно над головой раздавались два громких голоса.

— Приятно посмотреть, как женщины стараются заодно, чтобы мужчина почувствовал себя известным человеком.

— Чушь собачья. Они делают из него пьяницу.

— Думаю, он прибыл из региона, где нередко половой акт становится возможен только при помраченном сознании.

— И так же нередко невозможен.

— Что за противные голоса, — произнес Ланарк.

Вокруг зашептались, его бережно подняли и повели. Где-то хлопнула дверь, все шумы прекратились. Он громко сказал:

— Я иду… по коридору.

Кто-то шепнул:

— Открой глаза.

— Нет. На ощупь ты рядом, а глаза скажут, что между нами есть расстояние.

Закрылась еще одна дверь, Ланарк под шепот скользнул вниз, как падающий лист, и почувствовал, что его раздевают. Кто-то прошептал: «Смотри!» — и он, ненадолго разлепив веки, успел разглядеть тонкогубый улыбающийся ротик в зарослях темных волос. Нежно и печально он посетил вновь холмы и долины знакомого пейзажа, его конечности скользили боком по сладкому изобилию с удивительно твердыми кончиками, пальцы тонули в складках влажной раны, где открывался ход в болотистую пещеру, а там расцветали, как фиалки в темноте, тихие стоны. Тянуло сыростью, а иногда и фекальным душком. Потеряв дорогу, Ланарк лежал на спине, ощущая, что он тоже пейзаж, плоский и скучный пейзаж, окружающий башню, которая тянется к хмурому, низкому небу. В темноте наверху какие-то люди то слезали с его башни, то взбирались на нее и раскачивались, ритмично вздыхая и вскрикивая. Он надеялся, что они получают удовольствие, и, радуясь их обществу, не скупился на поцелуи и ласки, чтобы это доказать; потом все перевернулось, он сделался хмурым, низким небом и вжимал свою башню в простертую внизу землю, но в нем росло ощущение неудачи, так как он знал, что башня может стоять часами, но до выстрела дело не дойдет. Кто-то прошептал: