Лань в чаще. Книга 2: Дракон Битвы - [2]

– Да, ты прав, Асвальд ярл! – воскликнула кюна Хёрдис. – Случай и впрямь подходящий! Было бы совсем неплохо порадовать Одина подходящей, достойной его жертвой, потому что конунгу, моему сыну, нужно много сил и удачи!

– А заодно это было бы прекрасным ответом на то, как его братец Хельги лишил нас Торбранда конунга! – добавил Асвальд.

Многие, изумленные этой диковатой мыслью, повернулись к нему, а Асвальд ярл невозмутимо продолжал:

– Допустим, гибель на поединке нельзя приравнять к убийству и мстить за нее нельзя. Но и принесение пленника в жертву тоже нельзя считать убийством, поскольку это дар богам и почетная участь для самого принесенного. И при этом мы рассчитаемся с родом Хеймира за ту потерю, которую мы понесли из-за него. Соглашайся, Торвард конунг, – голосом соблазнителя добавил он.

Эйнар в молчаливом восхищении закатил глаза; остальные смотрели недоверчиво, пытаясь понять, не шутка ли это. Торвард прикусил губу: с языка чуть не сорвалось, что такой совет пристал старой ведьме, но перед ним был один из старейших ярлов его отца и он не мог при всей дружине оскорбить его подобным сравнением. Да и кюна Хёрдис на «старую ведьму» непременно обидится…

– Ты думаешь, Асвальд ярл, наши дела настолько плохи, что мы нуждаемся в таких сильных средствах? – многозначительно помолчав, невозмутимо и внушительно спросил Торвард.

Старые ярлы взглянули на него по-другому, и даже кюна Хёрдис слегка переменилась в лице. Сами слова, и голос, каким они были сказаны, и то, как Торвард произнес их, не разжимая угол рта, так напомнили его отца, Торбранда конунга, имевшего привычку говорить, держа во рту соломинку, что всем вдруг померещился «старый конунг», хотя внешнего сходства между отцом и сыном не имелось ни малейшего. Асвальд Сутулый опустил глаза: на него вдруг глянул его прежний вождь, уже прославленный воин в то время, как сам Асвальд был мальчишкой, мечтающим пойти в поход вместе с конунгом.

– Обидеть пленника, неспособного постоять за себя – позор! – горячо воскликнул Аринлейв сын Сельви, по лицу Торварда понявший, как тот к этому предложению относится. – А в том, чтобы обижать пленившего тебя, никакого бесчестья нет, и Эгвальд ярл этим пользуется вовсю. Он недооценивает благородство нашего конунга. Обижаться на пленника, который, видите ли, не желает сесть за наш стол, было бы глупо и недостойно, а наш конунг никогда не совершал ничего недостойного!

– А где Эда? – Торвард бросил вопросительный взгляд на Лофта управителя, стоявшего у дверей в кухню и раздававшего указания служанкам. – Лофт! Где наша лекарка? Позови ее!

Из кухни тут же пришла Эда – жена Лофта и лучшая лекарка в усадьбе: еще не старая, лет тридцати трех, рослая женщина, довольно полная, с высокой и мощной грудью. Двигалась она плавно и величаво, как тяжелый корабль под парусом, а серые глаза на красном обветренном лице казались очень светлыми. На ходу она вытирала красные пухлые руки о передник и кланялась конунгу и его матери.

– Давно ты была у Эгвальда ярла? – спросил у нее Торвард. – Ты вроде бы говорила, что он уже совсем поправился?

– Поправился! – подтвердила лекарка. – Уже ведь месяц прошел. – Она помолчала и повторила, словно хотела привлечь к своим словам больше внимания: – Уже месяц прошел. Рана совсем затянулась. Я к нему уже и не хожу. Дней пять как была. Вот только одна беда в нем осталась. Злой он, что твой дракон.

– Дракон – самое удивительное существо на свете! – изрек Эйнар. – Никто его не видел, но почему-то все до одного знают, как он выглядит.

– Вот, правильно ярл говорит! – одобрила Эда, не понявшая, что же он, собственно, сказал. – А в Эгвальде ярле слишком много злобы. И еще гордости. Они грызут его, как два злющих дракона, изнутри, и не дают быть здоровым.

– Ты говоришь о его душе, – сказала кюна Хёрдис. – А мой сын спрашивает о его теле.

– Это одно и то же. Пока его душа не успокоится, его телу не бывать здоровым.

– А что же нужно его душе?

Лекарка посмотрела на Торварда и развела руками:

– Твоей крови, конунг. Твоей крови.

А он вдруг засмеялся и словно бы отбросил невидимую соломинку, чтобы снова стать самим собой. Там, где старый Торбранд конунг предпочитал приглядеться и выждать, его сын всегда шел навстречу событиям и искал случая, не дожидаясь, пока случай найдет его.

Наутро Торвард конунг отправился к причальной площадке под соснами, где в корабельном сарае сидел с полусотней слэттов Эгвальд ярл. Сняв замок и засов, хирдманы отворили одну из двух широких дверей, и Торвард движением брови послал Регне внутрь. Пленники, бледные и заспанные, неохотно поднимали головы. В сарае было душно, пахло прелой соломой, свет из открытой двери падал дорожкой длиной в несколько шагов, а дальше начиналась полутьма, полная лениво шевелящихся человеческих тел.

– Где Эгвальд ярл? – громко спросил Регне, стараясь разглядеть людей в полутьме сарая. – Он хотел, чтобы Торвард конунг сам пришел к нему. Торвард конунг пришел и хочет говорить с ним.

– Я не так неучтив, чтобы заставлять гостя стоять на пороге! – раздался из глубины сарая насмешливый голос, и из гущи сидящих и лежащих слэттов показался Эгвальд. – Заходи, Торвард сын Торбранда, если ты действительно здесь. Мне есть где принять гостя – благодаря твоим добрым женщинам у меня тут есть и подушки, и тюфяки!