Лампада - [7]

И вот однажды, пару лет назад, он и его новая жена приехали ко мне. Мы очень хорошо посидели, выпили, потом пошли немного погулять по Москве, и я, шутки ради, а может, в душе его немного проверяя, предложил ему сфотографироваться на фоне мемориальной синагоги в парке Победы. “Проверяя”, потому что было пару раз - он как-то не то чтобы нехорошо, но как-то двусмысленно высказывался на эту тему.

Клянусь, в шутку, я сам еврей только наполовину, по отцу, и в синагоге бываю хорошо если один раз в несколько лет (может быть, к сожалению), а он вдруг сделался очень серьезен и отказался. Сказал, что это “нельзя”.

- Почему?

- Другая вера.

- И что?

Молчит.

Вы скажете: Бог с ним, глупо спорить, надо плюнуть, но я разозлился, ведь это мой приятель, вроде мы были вместе в трудные дни, а теперь - что за фигня? Тем более, повторяю, мемориальная синагога в парке Победы. (Кстати, его дед, как и мой, воевал.) Хотел его вообще выпроводить, но он же приехал с женой, очень милой молодой женщиной-грузинкой, которой, видно, стало за него неудобно, она извинялась передо мной, пыталась сфотографироваться вместо него, сказала мне, чтобы я не обращал на него внимания, что он дурак, но стало уже все равно, прогулка была испорчена.

Правда, потом я заставил себя вспомнить, как я у них жил, как он поддержал меня в прошлом, многие наши разговоры и - махнул рукой. На дворе был уже где-то 2002 год, в воздухе уже присутствовало то, что ныне расцвело таким пышным цветом, и я подумал: фиг с ним. Что с него возьмешь - телевизор смотрит, живет в провинции, друзей у него почти нет, сам жаловался, зарплата маленькая, больные в поликлинике нервные… - вот в голове и путается все. Плюс они живут с его родителями, а у отца очень тяжелый характер, можно сказать, деспотический, мать ссорится с его молодой женой, мечется между ним и отцом, а переехать оттуда нет денег, так и живут в его комнате 15 метров втроем, с маленьким ребенком, и в холодильнике полки - разные. Да еще сын в первой семье остался, плюс алименты.

И мы очень даже неплохо пообщались в тот раз, когда я заставил себя “не обращать внимания”, выпили, они остались ночевать, наутро мы снова пошли гулять, дошли до нового тогда моста “Багратион”, выпили там кофе с видом на Москву-реку, потом поехали на бульвары, вернулись домой по набережной, в общем, они остались довольны, да и я тоже. Люблю показывать Москву. Потом, ведь надо прощать, тем более друзьям, правда? И не “проверять” их, кстати… Говорят же, не бери у друзей взаймы, а я добавлю: и не говорите с ними о политике. Сейчас, во всяком случае. (Хотя мемориальная синагога - это вроде не политика, да?)

В следующий раз мы встретились почти через полтора года, то есть это был уже 2004 год, середина, встретились поначалу очень хорошо, его дела поправились, он уволился из своей поликлиники и начал преподавать в местном университете, много рассказывал о своих студентках, а две (и очень хорошенькие) даже подарили ему свои фотографии - как они сказали, на память. Сын подрос, жена пошла работать куда-то к родственникам и, судя по всему, неплохо зарабатывала.

Кроме того, по моим настойчивым рекомендациям он прошел курс терапии у какого-то их местного православного психотерапевта (не очень представляю себе, что это такое, но ему помогло), немного освободился из-под влияния отца и, сидя на кухне, нам бы и продолжить эту линию: про студенток, про его поправившиеся дела, но что-то мы случайно коснулись политики, на недавних выборах он голосовал за движение “Родина-мать”, сказав, что, как ему кажется, “они смогут наиболее адекватно защитить его интересы”. На это я смолчал, что делать, если человеку кажется, потом я же демократ, его мнение - это его мнение, а для меня его свобода - закон, но потом он сказал, что - простите меня, что даже пишу это! что девочку-таджичку убили (помните, была такая жуткая история в Санкт-Петербурге года три назад?), что это конечно, плохо, но когда, мол, русских девочек убивают, все же молчат, а?! Молчат?!

- Но когда, что-то я не слышал… - растерялся я.

- Об этом просто ничего не пишут! - сказал он громко. - Замалчивают!

Я не нашелся, что ответить, и сказал:

- Что же, раз они варвары, то и нам тоже все можно, так что ли?

- А как иначе, ведь идет борьба…

И дальше он понес что-то совершенно невообразимое, и мы-таки поссорились в тот раз и очень долго не перезванивались потом, и тут я не могу не вспомнить еще одного своего знакомого, тоже “православного” человека, театрального актера по профессии, на четверть армянина и коренного москвича, довольно начитанного и очень интересующегося… - биографией и идеями А. Гитлера.

(Как он говорит: теперь уже меньше.) Переварили? Идем дальше.

Он сын одного довольно известного театрального продюсера, так что, заметьте, это не от бедности, но у отца, как и в случае первого моего друга, - тяжелый характер, поэтому они почти не общаются. Правда, продюсер купил сыну квартиру, но сути дела это не изменило. (Прямо наказание какое-то с этими отцами. Говорят, кстати, что у г-на Шикльгрубера тоже был довольно жестокий отец.)