Лампа для Медузы - [7]

— Ты имеешь в виду, что у него конфисковали бы весь товар и сожгли бы его правую руку у него на глазах?

— Примерно так, на усмотрение начальника стражи. Но я думаю, что он либо чародей, либо одно из главных чудовищ. Собственно, если бы не цвет его кожи, я бы назвал его человекоподобным чудовищем. Какого он цвета? Золотого?

Агесилай кивнул.

— Да, золотого. На материке их называют олимпийцами. Их считают не слишком плохими. Как говорят жители материка, они много раз помогали людям.

— Они помогают людям, потому что это им выгодно, — прорычал Диктис. — Нет, я не имею ничего против них, — поспешно объяснил он Агесилаю. — Но у них свои интересы, и людям следует держаться от них подальше, если они не хотят серьезных неприятностей.

По тому, как поспешно Диктис добавил последнее замечание, Перси понял, что тот испытывает определенный страх перед теми, кого он назвал «главными чудовищами». Очевидно, обычные чудовища представляли собой нечто иное, поскольку Диктис за ними охотился, а царь содержал их в некоем подобии зоопарка. Но почему золотокожий чужестранец проявил такой интерес к Перси? Имел ли он какое-то отношение к тому, как Перси здесь оказался?

Он уже давно перестал ощущать свои запястья и лодыжки, и размышлял о том, не собираются ли они подвесить его на городской площади в качестве постоянного украшения, когда послышался мелодичный звон металлических доспехов и неровный топот ног.

— Полидект, царь Серифа, желает видеть пленника, — произнес хриплый голос.

Перси вздохнул с неподдельным облегчением, когда два человека вновь взвалили шест на плечи и понесли его по главной улице. Ему не только предстояло оказаться там, где его историю наконец могут выслушать, но он узнал и название островного царства, куда столь бесцеремонно закинула его сбившаяся с пути ванна.

Сериф. Он быстро обшарил закоулки своей памяти. Нет, ему ничего не было известно об острове под названием Сериф — за исключением того, что он узнал за последние час или два: что остров этот находится недалеко от материковой части Греции и, следовательно, в теплом Эгейском море; и что сейчас его жители ожидают исполнения древней легенды о Персее, убийце Горгоны, который появился здесь, прежде чем начать свой путь к славе.

И этот остров отличался весьма своеобразной судебной системой.

Перси внесли во внутренний двор, крышу которого поддерживали четыре массивные колонны. Менон вытащил шест из веревочных петель на руках и ногах Перси, а его напарник разрезал путы несколькими точными ударами длинного бронзового ножа.

Они поставили его на ноги и отошли назад.

— Теперь тебе лучше?

Перси рухнул лицом вниз, больно ударившись о раскрашенный цементный пол.

— Его ноги, — пояснил Менон своему напарнику. — Они онемели.

— Это всегда так, — со знанием дела сказал второй. — Каждый раз.

Кровообращение постепенно восстанавливалось, причиняя дикую боль. Перси застонал и перевернулся на бок, растирая запястья и лодыжки руками, которые стали похожи на деревянные доски. Подошли несколько человек и присели рядом, глядя на его мучения. Никто не предложил помочь.

Вскоре он сумел встать, шатаясь на негнущихся ногах. Охранники схватили его и прислонили к колонне.

Большинство жителей города последовало за ним во дворец. Новости, видимо, распространялись быстро. Появлялись все новые и новые люди — мясники с большими окровавленными ножами, крестьяне с косами, женщины с корзинками, полными ягод и овощей.

После того, как новоприбывшим указывали на него, они либо улыбались и медленно, удовлетворенно кивали, либо поспешно убегали, очевидно, чтобы позвать кузена Гибриаса или тетю Тею, пока развлечение не закончилось.

Посреди двора, рядом с почерневшим очагом размером со всю квартиру, которую Перси столь недавно покинул, на огромном каменном троне сидел человек.

На первый взгляд казалось, что он сидит, облокотившись на большую груду странной формы подушек. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что это не подушки, а молодые красивые девушки, которые столь же различались цветом волос и кожи, как и отношением к тому, что происходило перед ними. Одна неземной красоты блондинка, составлявшая часть подставки для ног царя, спокойно храпела. Другая, пышная негритянка, большую часть тела которой скрывала массивная мужская рука, что-то страстно говорила монарху, указывая на стонущую фигуру, распростертую перед троном.

— Послушай, Тонтибби, — наконец раздраженно сказал царь, — у меня своя система наказаний, и я не хочу, чтобы какие-то девицы из чересчур цивилизованной части мира предлагали мне изменить ее — каким бы богатым воображением они ни обладали. Мы здесь, на Серифе, народ простой, и развлечения у нас простые. А если вы, африканцы, хотите называть нас варварами — пожалуйста. Мы этим гордимся.

Темнокожая девушка с хмурым видом скрылась в недрах огромного трона.

— Так с ними и надо, Полидект. Эти самодовольные чужеземцы должны знать свое место, — одобрительно сказал пожилой крестьянин.

— Ну что ж, — медленно и задумчиво сказал Полидект, — почему бы тому, что вполне устраивало моего отца, не устраивать и меня?

— Разве тебе не нравится, как он рассуждает? — с лучезарной улыбкой заметила какая-то женщина, обращаясь к соседу. — Как прекрасно, что речи нашего царя столь мудры!