Ламентации - [2]

Джулия Клер в душе трепетала перед своей наставницей, но упорно не желала показывать свой страх.

— Не больше, чем вы, миссис Уркварт.

Рука учительницы, с изгрызенными ногтями и желтыми от табака пальцами, сжимавшая грязный, задубелый носовой платок, решительно указала на дверь:

— Вооон из класса!

— С удовольствием, миссис Уркварт.

Джулия Клер направилась привычной дорогой в кабинет директрисы и уселась на жесткую дубовую скамью в коридоре — наказание, по правде говоря, куда худшее, чем сидеть в обществе директрисы. Миссис Грейс Бунзен не имела ничего общего с изобретателем знаменитой горелки,[1] зато на голове ее пылала огненная шевелюра (рыжая, как лестерский сыр, — до странности похожий цвет волос оказался и у будущего мужа Джулии), а своим милосердием она укрепляла веру Джулии в то, что имя — зеркало души.[2]

Грейс говорила:

— Джулия, ну когда же ты наконец поймешь, что порой наши мысли, пусть даже самые вдохновенные, лучше держать при себе?

— Простите меня, миссис Бунзен, но каждое слово из уст миссис Уркварт — это оскорбление для женщин!

Задумчиво сдвинув брови, Грейс Бунзен выспрашивала у Джулии подробности (служившие источником веселья для всех учителей). Джулия не подозревала о своей славе в учительской, где потертые кресла и переполненные пепельницы служили фоном ее историям, пока миссис Уркварт мусолила едкую малайскую сигару в тени кедра в школьном скверике и плевалась табачной жвачкой в белок.

— Но как же мы назовем сына? — спрашивал Говард, когда Джулия лежала на больничной кровати, глядя в потолок.

— Подожди, я думаю, — отвечала Джулия, хотя на самом деле думала о Беатриче. Став родителями, мы будто заново переживаем и наше собственное детство.

После расправы миссис Уркварт над Беатриче из комедии «Много шуму из ничего» Джулия утратила последние остатки уважения к своей наставнице. Беатриче была любимой героиней Джулии — язвительная, осторожная в любви, но при этом способная на пылкую страсть; но особенно Джулия любила ее за острый язычок — у Беатриче всегда были наготове меткие, остроумные ответы, она никогда не лезла за словом в карман.

А ведь миссис Бунзен предупреждала Джулию заранее;

— Джулия, ты имеешь полное право с ней не соглашаться, но прошу, постарайся выразить это, не задев ее чувств.

— Она сама напрашивается!

— Она же твоя учительница, Джулия. Если ты и дальше будешь с ней спорить, тебя выгонят из школы.

Больше всего Джулия боялась нарушить и без того хрупкое равновесие в отношениях родителей. Отец ее, Адам Клер, чиновник из Комитета по электроснабжению Йоханнесбурга, из-за скромного заработка не мог удовлетворить капризы жены и жил от выходных до выходных, от охоты до рыбалки. Мать же недаром звалась Розой — сказочно красивая, колючая, вечно всеми недовольная, а дочерью особенно. Страшнее семейных дрязг для Джулии было бы лишь одно — очутиться дома и стать причиной раздоров.

Целый месяц Джулия молча слушала, как миссис Уркварт винила Дездемону в гибели Отелло, а Джульетту — в обольщении Ромео. К чести Джулии, когда миссис Уркварт громила ее любимую Беатриче, она терпела почти до самого конца. Джулия помнила предостережения директрисы, а в упреках миссис Уркварт ей, возможно, слышался другой голос, из далекого детства, голос матери: та с таким трудом выносила дочь рядом, что в семь лет спровадила ее в пансион, с глаз долой. От миссис Уркварт не укрылась сдержанность ее юной противницы — руки под партой, рот на замок, — и, когда стало ясно, что овод не ужалит, учительница едко закончила урок:

— Заметьте, почти в каждой сцене Беатриче оставляет последнее слово за собой, как неуверенная и слабая женщина.

Беатриче? Слабая женщина?

Девочки встрепенулись. Джулия вытерла с верхней губы капельки пота (вот что еще не нравилось в ней матери: «Она вся в тебя, Адам. Взгляни, она потеет как мужчина!»).

Миссис Уркварт скрестила на груди руки-перчатка брошена. Ожидание. Джулия до крови прикусила губу, она помнила предупреждение миссис Бунзен. Тем временем взгляды подруг были прикованы к ней, пока усатая гарпия торжествовала победу.

Джулия невольно покосилась на сморщенное лицо учительницы и недоверчиво подняла бровь.

— Мадам, если ваше толкование Шекспира отражает жизнь, то все мужчины в дураках у женщин, а все женщины — сами себе враги. Интересно, что сказал бы на это мистер Уркварт?

Девочки пригнули головы, будто прячась от ответного словесного огня.

Сощурившись миссис Уркварт в упор смотрела на свою обидчицу, сидевшую с невинным видом.

— Мисс Клер, вооон из класса, и больше не возвращайтесь! — прошипела она.

Отец нашел Джулию на вокзале. Одетая в школьную форму — серо-голубая шотландка, широкополая соломенная шляпа и белые гольфы, — она сидела на огромном чемодане, прижимая к себе потрепанные «Рассказы из Шекспира» Чарльза и Мэри Лэм.

— Ну, дружок, — сказал отец, — вот мы и попали в переплет.

Адам Клер был мужчина рослый, видный: коротко стриженные иссиня-черные волосы, густые брови, выступающие скулы. Джулия любила представлять его воином, разящим легионы Адриана на вересковых пустошах.

— Прости меня, папа, пожалуйста, — ответила она.