Ламентации - [19]

— Он не твой сын. Он приемный.

Пораженная проницательностью Трикси, Джулия дождалась, пока дети убегут на безопасное расстояние, и ответила:

— Да, приемный.

— Уэйн тоже приемный. У нас с Чипом много лет не получалось. После того как у меня родилось двое мертвых детей, я поняла: что-то здесь не так. — Трикси положила руку на живот.

— Очень сочувствую, — отозвалась Джулия.

Трикси молчала, а Джулия задавалась вопросом: не эти ли утраты так ожесточили ее подругу?

— У тебя дома, при одном взгляде на Уилла, — сказала Трикси, — я тут же догадалась, что у нас есть кое-что общее.

Не успела Джулия обсудить с подругой их общую тайну, как до них донеслись испуганные детские крики.

На берег с глухим ревом набежала волна и смыла замок, увитый водорослями и укрепленный раковинами мидий. Уилл смотрел на Уэйна в испуге, со слезами на глазах, но его товарищ лишь захихикал и плюхнулся прямо на развалины, оставив на песке безупречный отпечаток голой попки. Уилл, взглянув на это, впервые в жизни по-настоящему рассмеялся — звонко, радостно, заливисто, — и Джулия подскочила от неожиданности.

— Что с тобой? — спросила Трикси.

— Раньше он никогда не смеялся, — ахнула Джулия.

Через минуту Уилл и Уэйн, визжа от восторга, уже оставляли следы попок по всему пляжу.

Вечером, слушая рассказ Джулии о том, как прошел день, Говард понял, насколько сильно та привязалась к Трикси. С тех пор подруги сделались неразлучны. Особенно поразило Джулию, до чего похожим было у них детство: родители Трикси тоже развелись, когда та была еще подростком, и отдали ее в женский пансион со строгими порядками. Обе девочки искали утешения в любви: Джулия — в мечтах, на страницах Шекспира, а Трикси — в веренице «плохих парней».

Джулия и Трикси повели детей во дворцовые сады в Манаме. Пока малыши гонялись друг за другом среди пальм, Трикси призналась:

— Я уже рассказала Уэйну, что он приемный.

— Боже, Трикси, зачем? Разве он поймет? Маленькому ребенку нужна надежность. Если он узнает, что потерял родителей, то станет бояться и тебя потерять!

— Он должен знать правду, — отвечала Трикси. — Вранья в моей жизни и так хватает. Не хочу лгать сыну.

Джулия резко сказала:

— То есть ты врешь Чипу?

Трикси помедлила.

— Да… Чипу так удобнее. Вот я и не сознаюсь, что он мне опротивел. И что живу я с ним только ради Уэйна. — Трикси помолчала, потерла незаживший синяк под глазом. — Вообще-то я ему сказала однажды, но он, похоже, смирился. Надо смотреть правде в лицо: брак — это сплошные уступки.

— Уступки? — Джулия нахмурилась. — По-моему, брак — это узы, союз. Мы с Говардом любим друг друга, доверяем друг другу, нам интересно вместе.

— Что ж, милая моя, тебе крупно повезло, — отвечала Трикси.

Джулия передала бы ее похвалу Говарду, питай он хоть каплю уважения к Трикси, но пересуды на работе уронили Трикси в его глазах. Долгие месяцы он уклонялся от встреч в семейном кругу. Но однажды вечером к ним явился сам Чип и стал зазывать в гости: Уэйну исполнялось четыре года, и Ховитцеры устраивали скромный ужин. На сей раз Говард не смог отказать — нельзя мешать дружбе сына с Уэйном.

Чип Ховитцер, начальник ближневосточного отдела сбыта «Датч Ойл», обитал в просторном розовом особняке с живописным видом на старый город. На закате пыльные рыжие минареты горели золотом, а город, казалось, парил за окнами, как в сказке.

Но когда пришли Ламенты, в воздухе веяло холодком. Дверь открыл Чип, прижимая к носу окровавленный платок.

— Боже, что стряслось? — ахнул Говард.

— Потом расскажу. Хочешь бурбона? Это все, что у меня есть, — бурбон.

Из-за спины мужа выглянула Трикси:

— Чип без ума от бурбона.

— А ты без ума от каждого встречного! — рявкнул Чип.

Джулия поспешно увела Уилла в комнату Уэйна, Трикси последовала за ней. Уэйн, в наглаженном матросском костюмчике и белых лаковых туфлях, тоже выглядел несчастным.

— Можно переодеться? — спросил он.

— Нет, ты же именинник, — объяснила Трикси с вымученной улыбкой.

Уэйн все-таки скинул туфли и потащил за собой Уилла — разрушать только что построенный город из деревянных кубиков.

Трикси привела Джулию в просторную гостиную, сплошь увешанную холстами. Джулия узнала работы молодого английского живописца — безвольных обнаженных — и несколько небольших современных скульптур — шагающие фигуры.

— Трикси собирает этот хлам в Лондоне и Нью-Йорке, — фыркнул Чип.

— В искусстве мое счастье! — огрызнулась в ответ Трикси.

— А я думал, твое счастье в другом!

Чип поманил Говарда к себе в «логово» — уединенную комнатку с кожаными креслами и шкурой зебры на стене.

Оставшись вдвоем с Джулией, Трикси шепнула:

— Чип узнал.

— О чем?

— О том красавчике из арабского квартала, помнишь? Который пытался гадать тебе по руке.

— Мистер Мубарес?

Трикси поведала Джулии подробности своего романа с Мубаресом, начавшегося со встречи в гостиничном бассейне.

— А потом этот олух явился к нам и застал Чипа дома. Чип грозился прихлопнуть меня, а заодно и его.

Джулия вздохнула.

— Ну и ты попросила у Чипа прощения?

— Прощения? — У Трикси вытянулось лицо. — Я никогда и ни перед кем не извиняюсь.

Пока подруги созерцали нравственную пропасть, что пролегла между ними, из «логова» Чипа пулей вылетел Говард.