Лальские тайны и другие удивительные истории - [9]

И она все равно прощала его. Как она могла так долго терпеть? Боялась, что не сможет обеспечить детей? Продолжала любить? Надеялась на то, что вернется ее прежний Андрей? Терпела шесть лет.

Она поняла потом: сильно жалела его. Ведь у нее была Матронушка – а у него никого. Ее спасла вера, а он сломался. Еще поняла: она позволяла так обращаться с собой из-за чувства вины. Это чувство было очень сильным: ведь это действительно она родила больного ребенка, и это она поехала покупать теплый комбинезон бедной малышке вместо того, чтобы лететь на крыльях в больницу. Чувствовала вину, желала наказания – и получала его.

Как-то перед Восьмым марта, тогда Таня еще любила этот весенний праздник, муж спросил у нее: что подарить? Она удивилась: в его голосе звучала прежняя нежность. В день праздника нарядилась в свое любимое лиловое платье – Андрею оно когда-то тоже нравилось. Приготовила салаты, горячее, накрыла праздничный стол и ждала его. Надеялась на цветы. Он всегда раньше дарил ей цветы. В воздухе пахло весной, воробьи купались в лужах, звенела капель, и душа оживала, радовалась, надеялась на счастье. Она смотрела в окно, а в голове кружилось радостное, щемящее душу:

И любящие, как во сне,

Друг к другу тянутся поспешней,

И на деревьях в вышине

Потеют от тепла скворешни.

И полусонным стрелкам лень

Ворочаться на циферблате,

И дольше века длится день,

И не кончается объятье.

А он все не шел. Уже спали дети, и наступали сумерки, и тихая радость в душе сменилась тревогой и страхом. Она переоделась в халат и позвонила, ответа не было, и она перезвонила еще раз, а потом еще. Дозвонилась и робко спросила, когда придет, – лучше бы она этого не делала. Он и пришел – совершенно пьяный и страшно злой, что жена помешала ему проводить время с друзьями – и не только с друзьями, как она узнала позже. Расшвырял все ее старательно приготовленные, с любовью украшенные салаты по стенкам. Проснулись и громко заплакали дети.

Большое пятно от салата на стене расплывалось, как кровь, и она почувствовала смертельный холод. Этот холод был приближением тени смертной, она узнала ее – недаром работала в реанимации. И действительно, он вышел из кухни, глаза бессмысленные, пьяные, и пошел на нее с ножом. Спасло то, что она стояла недалеко от входной двери и успела выскочить. Задыхаясь, бежала по ступенькам, босые ноги скользили по обледеневшей к вечеру дороге. Упала, больно ударилась коленкой, обдирая руки, вскочила и снова бежала. Если б не убежала – убил бы.

А когда он, пьяный, уснул, вернулась. Крадучись, собрала детей и ушла из дома с одним пакетом. Так закончилась ее семейная жизнь. Он не преследовал ее, не поехал за ней к матери: через неделю привел в дом другую женщину, моложе Тани на пять лет. А через полтора года зарезал новую жену. У той остался маленький сын. Когда убил, постучал к соседке и сказал заплетающимся языком:

– Вызовите «скорую», там жене что-то плохо стало.

Соседка пошла, а та лежит – мертвая, с ножом в груди. Потом соседка рассказывала, что Андрей протрезвел немного, сел на пол рядом с убитой и горько заплакал.

Если будет воля Божия – твоя мама выйдет из комы

Людмила Константиновна, мать Тани, приятная женщина средней комплекции, с русыми кудрявыми волосами до плеч и серыми, как у дочери, глазами, выглядела намного моложе своего возраста и была человеком добрым, но строгим. Регулярно исповедовалась и причащалась. Переживала, что пришла к Богу уже в зрелом возрасте и не приучила дочь к церковным Таинствам: Таня ни разу в жизни к ним не прибегала, хотя в церковь ходила.

Дочь старательно скрывала от мамы побои мужа, а поскольку жили они в разных городах – ей это удавалось. И теперь Людмила была в шоке от приезда дочери с внуками к ней: разрыв дочери с зятем стал для нее ударом.

Безвременная смерть мужа, смерть внучки, а теперь и крах Таниной личной жизни – похоже, последний удар в череде скорбей стал для Людмилы Константиновны роковым. Она резко постарела, стала часто недомогать, и к Таниным многочисленным заботам добавился уход за матерью. Скоро подоспел и диагноз, подтверждающий то, о чем дочь, как медик, уже и сама догадывалась: рак поджелудочной железы.

Болезнь стремительно набирала ход, превращая цветущую женщину средних лет в изможденную старуху. Первое время ее духовник, отец Павел, приходил к ним домой. Когда начались боли, Людмила Константиновна возроптала и отказалась исповедаться и причащаться, твердо и мрачно сказала:

– Если бы Он был – Он бы меня исцелил!

Вскоре после этого у нее начались жуткие страхи: она в ужасе смотрела в пространство рядом с собой и видела то, что закрыто человеку в обычном состоянии. Отец Павел благословил Таню читать девяностый псалом, и когда она молилась – мама спокойно засыпала, напряженное лицо разглаживалось, умиротворялось.

Потом мама перестала кушать и целый месяц ничего не ела. Таня поставила ей катетер и вводила питательную смесь в вену – такое кормление полностью обеспечивает организм необходимым. И за счет этого мама прожила этот месяц. Таня вводила ей кровоостанавливающие лекарства – но понимала, что нужно прекратить лечение и не мучить умирающую. Потом мама впала в кому. Изо рта у нее начала сочиться кровь, появился жуткий запах распада. Таня сидела рядом с мамой с пеленкой в руках и собирала текущую тонкой ниточкой алую струйку. Сидела и молилась.