Лахудра - [2]

Резко и громко вскрикнув, Мышка закрыла глаза от брызг внезапного солнца в небольшое зарешеченное окошко. Наваждение схлынуло. Но сон еще остался в памяти. Извечно преследующий ее с десятилетнего возраста, пугающе реалистичный и отчетливый до мельчайших подробностей, до липкой теплоты крови, до запаха пота и плоти, до волоска, до каждой поры в угреватой коже носа ее жертвы, этот сон присутствовал повсеместно в ее подсознании, являлся в самые неожиданные горестные или приятные минуты. Этот и ему подобные сны настолько давно и плотно укоренились в ее подсознании, что порой она уже и не могла отделить их от реальности. С некоторых пор галлюцинации стали навешать ее столь часто, что она попросту перестала обращать на них внимание. Порою Мышке чудилось, что она способна видеть людей насквозь, и тогда она забавлялась, созерцая фосфорической зеленью проступающие сквозь плоть и одежду кости, ребра и другие части скелетов однокашников. В другое время она казалась себе пушинкой, занесённой высоко в небо крепким и могучим порывом ветра. В этом огромном, безбрежном небе долго парила она, с ленивой брезгливостью созерцая громадный человечий муравейник и копошащихся в нем мелочных и злобных людишек с их мерзкими страстишками, нуждой, тяготами и желаниями.

Из них Мышка никого не ненавидела кроме предмета ее пугающе реальных грез, к остальным же относилась со смешанными чувствами безразличия и брезгливости. И не потому, что была прирожденной человеконенавистницей, нет, она и слова-то такого не знала, просто в ее сознании с обликом большинства людей были связаны болезненные, гадостно-постыдные или неприятные ощущения. Так что рефлекторно эти чувства в душе ее распространились и на всех остальных представителей человечества. К ней были безжалостны, и она не знала жалости и не умела прощать, она не верила доброте, ласке и теплому взгляду – слишком уж часто они обращались против нее.

В углу камеры послышался шорох. Девочка подошла и пригляделась. Неподалеку от параши, у широкой щели между стеной и потолком сидела крупная серая крыса. Подняв острую умную мордочку, она внимательно поглядела на сокамерницу черными бисеринами глаз. Улыбнувшись при виде нее, девочка полезла было в карманы своей одежды, но вспомнила, что ночная рубашка надета на голое тело. В арестантском халате также не было карманов. Стрельнув в ее сторону глазками, крыса неторопливо повернулась и вперевалку направилась к щели. Очевидно, эта сытая уверенность в ее поведении и покоробила девочку. Она сорвала с ноги туфлю, единственную уцелевшую от потасовки во время ареста, прицелилась и точно, по-мужски, запустила ее в крысу.

Шестое чувство увело мохнатую от верной гибели. Она юркнула в сторону и опрометью нырнула в щель. В эту минуту в двери лязгнул замок.

3

Высокий, упитанный старший лейтенант Борис Звенигоров беседовал с молодым человеком лет двадцати семи, которого звали Владиславом Евгеньевичем, друзья – Владиком, а обитательницы кожвендиспансера со свойственной этой породе людей фамильярностью прозвали его «дядей Владей». Быстро глянув на вошедшую девочку своим колючим взором, лейтенант поманил ее к себе.

Невероятно тяжело дались Мышке эти семь шагов через комнату. Она замерла у стула и села лишь после того, как лейтенант повторил приглашение.

– Вот вам еще один примечательный экземпляр, – сказал Звенигоров. – Кличка – Мышка, тринадцать лет, половую жизнь ведет с десяти, плюс ко всему – воровство, спецшкола, побег, бродяжничество. Ну, а бродяжничества без сифилиса, как вы прекрасно знаете, не бывает, – он философски развел руками. – Так что отправим ее к вам, на «дачу». Забор у вас повыше, чем в спецшколе, да еще и три ряда колючей проволоки. Больше не будешь бегать, а, Мышка?

Она не ответила, сосредоточенно глядя куда-то в угол.

Владик отметил, что она и в самом деле удивительно походила на маленького затравленного мышонка своей стриженой головой, коротким носиком и впалым подбородком. Когда она хотела что-то сказать, верхняя ее губа вздергивалась, обнажая острые зубки, что еще больше увеличивало ее сходство с полевкой. Была сна невероятно худа, ключицы выпирали из-под кожи.

– Я, кажется, задал вопрос, – жестко констатировал лейтенант и, девочка, вздрогнув, подняла на него взгляд.

– Можно, я ее о кое о чем спрошу? – попросил Владик. Он неожиданно взволновался, как волновался всегда перед незапланированным интервью, которое обещало вырасти в большой и серьезный очерк.

– Пожалуйста, – согласился лейтенант.

– Ты живешь с папой и мамой?

Мышка не ответила.

– Ну. – сказал лейтенант.

– Нет, – еле слышно ответила та.

– Сейчас она пряталась у бабушки, – пояснил лейтенант. – Там мы ее и задержали. Мать – продавщица гастронома – осуждена за хищение на пять лет. Тетки от нее отказались. Остался один отчим, Георгий Петрович. Соседи говорят, что пьяница, но на работе характеризуется положительно. Автослесарь, так что средства, вроде есть. Бабушка решила было ее удочерить, но суд посчитал целесообразным оставить девочку отчиму. Так-то вот. Я ее биографию могу всю, по пунктам расписать.

– А где твой родной отец? – спросил Владик.