«Лахтак». Глубинный путь - [18]
На мостике, в рулевой рубке, Соломин не спускал глаз с компаса и с линии курса, которая указывала почти прямо на восток.
Это льды с правого борта заставили их взять такой курс.
— Лена и Хатанга, — говорил гидролог, — вливают в море Лаптевых много теплой воды, текущей с юга. Это дает основание предполагать, что ледовый режим южной части этого моря не так суров, как, скажем, в Восточно-Сибирском море и даже соответствующей части Карского. Впрочем, никто не может сказать точно, на сколько повышают температуру моря воды этих рек. Научные экспедиции этого моря еще не изучали. Это большой пробел в гидрологии Полярного бассейна.
— Снова завел свое! — усмехнулся Лейте. — Ему таки хочется зимовать в этом проклятом море.
— Мне — да, но я совсем не хочу, чтобы вы, дорогой Лейте…
Запара не кончил. Его прервал удар парохода обо что-то такое, от чего все судно содрогнулось и задрожало. Как вихрь вылетел Кар из штурманской рубки. За ним, позабыв шапку и рукавицы, выскочил Лейте. За Лейте бежал Запара. Штурман прыгнул к телеграфу и приказал: «Стоп!»
— Лево руля! — кричал рулевому Кар, перегибаясь через борт и всматриваясь в темноту перед носом парохода, где что-то серело.
Кар немного успокоился: это была льдина, а не мель или подводный камень. Как ни была она велика, но «Лахтак», ударившись о нее на тихом ходу, не мог причинить себе большого вреда.
Лейте с Вершометом уже стояли на носу. Они осматривали льдину и проверяли, нет ли повреждений.
— Нет, удар был мягкий, — сказал Соломин, понимая волнение Кара.
Торба уже остановил машину. Все стихло: не дрожала палуба, не волновали воду лопасти винта за кормой. На море тоже стояла тишина, и только перегнувшись через борт, можно было услышать, как тихо-тихо вода плескалась о льдину.
— С востока тоже льдина, — сказал Кар.
По его приказу рулевой круто повернул влево, на северо-восток, и Торба снова пустил в ход машину.
Кар искал в темноте чистую воду. Но через двадцать минут «Лахтак» снова наткнулся на льдину. Тогда остановили машину и решили ждать утра. Немного подумав, Кар поручил вахту Запаре и лег спать. Он уже несколько ночей или совсем не спал, или спал по два-три часа. Запара приказал и Соломину идти спать. Матрос тоже переутомился за эти дни. Но он не пошел спать в кубрик, а, постелив около штурвала тулуп, лег на него, укрылся другим тулупом и, шутливо бросив Запаре: «Буду спать на боевом посту», — захрапел.
Запара пожелал матросу спокойной ночи и медленно зашагал по мостику от левого борта к правому и назад — от зеленого фонаря к красному. Эти фонари вместе с топовыми лампочками были единственными огнями на судне. Все спали. Только Запара ходил, протирая носовым платком стекла очков. Он раздумывал о судьбе «Лахтака», вспоминал погибших товарищей и трех дезертиров. А потом вспомнил Ленинград, где осталась его жена с двумя детьми. У них нет никаких вестей о нем. «Лахтак», наверное, запишут в число пропавших судов, а семью известят, что Запара погиб.
Он так любил Север, столько лет посвятил ему, исследуя море! Гидролог взглянул на Соломина, вспомнил других моряков и подумал, что эти его товарищи также посвятили морю всю жизнь, тоже, наверное, любят его и что у них тоже есть семьи; их матери, жены и дети тоже тоскуют по ним… Зато какая радость будет, когда они возвратятся! Но возвратятся ли?..
Наступало утро. Сквозь рассветный туман расплывался, ширился горизонт. Перед глазами расстилалось ледяное поле. Холод, усиливаясь, заползал за воротник и в рукава тулупа. Все спали. Дремота охватывала и гидролога. Неподвижно лежал возле штурвала Соломин. Но вот послышались чьи-то легкие шаги. Кто-то поднимался по трапу на мостик. Это шел Степа. Розовый после крепкого сна, юноша приветствовал Запару.
— Что хорошего, мой друг? — спросил вахтенный.
— Товарищ помкапитана, вокруг нас лед.
Гидролог содрогнулся: он услышал подтверждение той мысли, которая всю ночь тревожила его. Именно это предвидел и Кар: «Лахтак» попал в западню, в ледяной мешок. Выберутся ли они когда-нибудь из этой западни?.. Лед окружал пароход тесным серым кольцом.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОСТРОВ ЛУННОЙ НОЧИ
Глава I
Конец зимы был отмечен лютыми морозами. В устье Белого моря вмерзали в лед норвежские мотопарусники. Посылая по радио «SOS», они звали на помощь советские ледоколы. Их спасали «Сибиряков», «Русанов» и «Малыгин». Из советской охотничьей эскадры, которая охотилась на гренландских тюленей, обмерзали только «Ломоносов» и «Белуха» — дряхлые шхуны норвежской постройки. На «Ломоносове» капитаном был Иван Федорович Шеболдаев, а «Белухой» все еще командовал Кривцов.
Пять месяцев не был Кривцов дома, в Архангельске, а перед этим, в декабре, еле успел выскочить из Двины до ледостава.
Охота на тюленей проходила удачно. Как-то «Белуха» очутилась среди ледяного поля с многотысячным лежбищем тюленей. Не извещая никого о своей находке, Кривцов выслал всю команду на лед бить тюленей и велел радисту передать тревожное сообщение: «Шхуна «Белуха» затерта льдами! Прошу на помощь ледокол!»
— Прибавьте наше местонахождение и мою фамилию, — сказал Кривцов радисту. «Для одного ледокола и для нас здесь вполне хватит зверя», — думал он.
