Лагуна - [4]

Он умолк, прислушался, повернувшись к двери, потом покачал головой и продолжал:

— Мой брат хотел бросить им вызов — крикнуть один только раз: пусть народ знает, что мы — свободнорожденные разбойники — доверились своим рукам и великому морю. И снова я попросил его молчать, во имя нашей любви. Разве я не слышал ее дыхания подле себя! Я знал, что погоня начнется слишком скоро. Мой брат любил меня. Он бесшумно погрузил в воду весло. И сказал: «Только половина мужчины осталась в тебе сейчас, другая половина — в этой женщине. Я могу ждать. Когда ты снова станешь настоящим мужчиной, ты вернешься со мной сюда, чтобы бросить вызов. Мы — сыновья одной матери». Я не ответил. Вся моя сила и вся моя воля сосредоточились в руках, державших весло, ибо я жаждал быть с ней в безопасном месте, за пределами гнева мужчин и зависти женщин. Моя любовь была так велика, что я думал — она поведет меня в страну, где неведома смерть, если только мне удастся спастись от гнева Инчи Мида и от меча нашего вождя. Мы гребли торопливо, дыхание вырывалось сквозь зубы. Лопасти весел глубоко погружались в гладкую воду. Мы оставляли за собой реку, мы плыли чистыми протоками среди отмелей. Мы шли вдоль темного берега, шли вдоль песков, где море шепчется с сушей, и мерцание белых песков вспыхнуло позади лодки — так быстро неслась она по воде. Мы молчали. Только раз я сказал: «Спи, Диамелен, — скоро тебе нужна будет вся твоя сила». Я услышал ее нежный голос, но не повернул головы. Солнце взошло, а мы продолжали плыть. Пот лился с моего лица, как дождь из тучи. Мы плыли в жару, при свете дня. Я ни разу не оглянулся, но я знал, что глаза моего брата, сидевшего за моей спиной, упорно глядят вперед, ибо лодка летела прямо, как стрела жителя лесов, когда она покидает сампитан.[4] Не было лучшего гребца, не было лучшего рулевого, чем мой брат. Много раз мы вместе побеждали в гонках в этом каноэ. Но никогда не испытывали мы своих сил так, как в тот день, — в тот день, когда в последний раз гребли вместе! Не было в нашей стране человека более храброго и сильного, чем мой брат. Я не мог тратить силу зря, чтобы повернуть голову и поглядеть на него, но каждую секунду я слышал свистящее его дыхание, все громче раздававшееся за моей спиной. И все же он молчал. Солнце поднялось высоко. Жара, как пламя костра, лизала мою спину. Мои ребра готовы были лопнуть, но я уже не мог набрать достаточно воздуха в грудь. И тогда я почувствовал, что должен выкрикнуть с последним вздохом: «Отдохнем…» «Хорошо!» — ответил он, и голос его был тверд. Он был силен. Он был храбр. Он не знал ни страха, ни усталости… Мой брат!

Шепот властный и нежный, шепот необъятный и слабый, шепот дрожащих листьев, колеблющихся ветвей пронесся через переплетенные дебри лесов, пробежал над звездной гладью лагуны, и вода между сваями с неожиданным плеском лизнула покрытые тиной столбы. Дыхание теплого воздуха коснулось лица обоих мужчин и понеслось дальше с горестным звуком, — дыхание громкое и отрывистое, как тревожный вздох дремлющей земли.

Арсат продолжал ровным тихим голосом:

— Мы привели наше каноэ к белому берегу маленькой бухты около длинного языка земли, который, казалось, преграждал нам путь, — длинный, поросший лесом мыс, врезавшийся глубоко в море. Мой брат знал это место: за мысом находилось устье реки, а сквозь заросли вела узкая тропинка. Мы развели костер и сварили рису. Потом мы растянулись на мягком песке в тени нашего каноэ, а она сторожила. Едва успел я закрыть глаза, как услыхал ее тревожный крик. Мы вскочили. Солнце уже спускалось к горизонту, и в устье бухты мы увидели лодку с гребцами; их было много. Мы сразу ее узнали: это была одна из лодок нашего раджи. Они смотрели на берег и заметили нас. Ударили в гонг, и нос лодки повернул к бухте. Я почувствовал, как сердце сжалось в моей груди. Диамелен села на песок и закрыла лицо руками. Путь к морю был отрезан. Мой брат засмеялся. У него было ружье, которое ты дал ему, тюан, перед тем как уехал, и только одна пригоршня пороха. Он быстро сказал мне: «Беги с ней по тропинке. Я буду удерживать их, потому что у них нет ружей, а высадиться на берег, где их ждет человек с ружьем, — верная смерть для многих. Беги с ней. По ту сторону леса есть хижина рыбака и каноэ. Когда я расстреляю все заряды, я последую за тобой. Я бегаю хорошо, и мы уйдем раньше, чем они успеют нас настигнуть. Я буду держаться долго, пока хватит сил, ибо она — женщина и не может ни бегать, ни сражаться, но в своих слабых руках она держит твое сердце…» Он спрятался за каноэ. Лодка приближалась. Она и я побежали, и, когда мы неслись по тропинке, я услышал выстрелы. Мой брат выстрелил — один раз, другой — и гул гонга смолк. За нами было молчание. Эта коса земли узкая. Раньше чем раздался третий выстрел, я увидел отлогий берег и снова увидел воду — устье широкой реки. Мы пробежали по заросшей травой просеке. Мы бежали к воде. Я увидел низкую хижину над черной землей и маленькое каноэ, втянутое на берег. Я услышал за собой еще один выстрел. Я подумал: «Его последний заряд». Мы бросились к каноэ… Какой-то человек выбежал из хижины, но я прыгнул на него, и мы вместе покатились в грязь. Потом я поднялся, а он остался лежать неподвижно у моих ног. Не знаю, убил я его или нет. Я и Диамелен столкнули каноэ в воду. Я услышал за собой крики и увидел брата, бежавшего по просеке. Много людей гналось за ним. Я взял ее на руки и опустил в лодку, потом прыгнул туда сам. Оглянувшись, я увидел, что брат мой упал. Он упал и снова поднялся, но люди смыкались вокруг него. Он крикнул: «Я иду!» Люди были совсем близко. Я смотрел. Много людей. Потом взглянул на нее… Тюан, я оттолкнул каноэ! Я спустил его в глубокую воду. Она стояла на коленях на носу каноэ и смотрела на меня, а я сказал: «Возьми весло!»—и ударил своим веслом по воде. Тюан, я слышал, как он кричал. Я слышал, как он дважды выкрикнул мое имя. И слышал голоса и крики: «Убей! Ударь!» Я ни разу не оглянулся. Я слышал, как он снова выкрикнул мое имя, пронзительно, словно жизнь уходила вместе с голосом, — и не повернул головы. Мое имя!.. Мой брат! Три раза он окликнул меня, но я не боялся остаться жить. Разве ее не было в этом каноэ? И разве не мог я найти с ней страну, где смерть забыта, где смерть неведома!