Лагуна. Как Аристотель придумал науку - [115]

Pinnophylax и pinna Аристотеля – краб-горошинка (Nepinnotheres pinnotheres) и благородная пинна (Pinna nobilis)

По этой и другим причинам в большинстве недавних переводов “Метафизики” не придается должного значения аналогии с домохозяйством. Переводчики утверждают, что Аристотель, говоря, будто организмы “упорядочены для одной цели”, имеет в виду то же, что и обычно: все они стремятся к вечности. Я не соглашусь по трем причинам. Во-первых, такое прочтение делает аналогию лишней.

Во-вторых, Аристотель все-таки описывает некоторые альтруистические взаимоотношения видов. Забавно, что в некоторых из этих описаний фигурируют акулы. Философ объясняет, почему у акул (и дельфинов) такие головы. У них узкое рыло, а рот снизу головы. Эти признаки, по Аристотелю, делают их малоэффективными хищниками, поскольку они не могут широко открыть рот и для поимки добычи им приходится разворачиваться вверх животом, из-за чего маленьким рыбам легко ускользнуть. Аристотель дает два объяснения. Одно из них – благодаря такому расположению рта акулы не могут погибнуть от переедания. Это вполне в духе Аристотеля. Он часто отмечает, что у каждого животного есть положенный природой предел: объем пищи, которую оно может съесть, или яиц, которые оно может отложить, или объем спермы, которую оно может выработать. Здесь проявляется некий другой признак, приносящий животному пользу. Мы сказали бы, что указанные рамки – плата за компромиссные функциональные решения. А второе объяснение Аристотеля поражает. Он утверждает, что у акул узкое рыло и рот снизу головы затем, чтобы они не съели всю потенциальную добычу (“По-видимому, природа устроила это… для спасения других животных”). Получается, что акулье рыло задумано таким на благо не только самих акул, но и сардин[205].

История об акульем рыле странна настолько, что хочется верить: ее добавили позднейшие переписчики. Но это вряд ли так, поскольку она упоминается и в “Истории животных”, и в трактате “О частях животных”. Так что защитники индивидуальной телеологии иногда говорят, что Аристотель просто пытается говорить на понятном народу языке и рассказывает историю наподобие той, что может поведать простой рыбак. Или – более мягко – что польза сардинам от акульего рыла возникла случайно, как побочный эффект разумного устройства, призванного быть полезным самой акуле. В этом я не уверен. Рыло акулы, помогающее сардинам выжить, вполне вписывается в концепцию мира как единого домашнего хозяйства, описанную в “Метафизике” (λ, 10). Но я уверен, что в приведенном выше абзаце содержится решение глубокой проблемы экологии Аристотеля.

А вот третья причина, по которой я серьезно воспринимаю уподобление домашнему хозяйству. Большинство комментаторов сходится в том мнении, что Аристотель уверен: 1) организмы устроены так, чтобы они выживали и размножались, 2) роды животных вечны. Однако все забывают, что эти утверждения несовместимы. Ведь в мире, где живые существа взаимодействуют, соперничают и охотятся друг на друга, нет причин предполагать, что соотношение сил никогда не изменится. Животные и растения нередко истребляют конкурентов. Хищники сжирают всех или некоторых представителей вида, на который охотятся, а после переключаются на кого-либо еще. Так происходит в нашем мире. Но в мире Аристотеля вымирание невозможно. Его метафизика требует равновесия в природе. По-моему, Аристотель понимал, что равновесие не проявляется само по себе в каком угодно множестве организмов (каждый преследует собственные интересы), а должно быть задумано природой.

Признаем, что посылки к такому выводу неочевидны. Чтобы начать с доказательства, наиболее близкого к предмету, Аристотель (если я прав) должен был иметь некоторое представление о хрупкости сообществ живых организмов. В “Истории животных”, рассказывая о рыбах, он говорит, что если бы “все их яйца сохранялись, то каждый род был бы чрезмерно велик”. Аристотеля впечатляет и плодовитость мышей. Он рассказывает, что иногда они размножаются настолько стремительно, что хищники не способны снизить их число, что эти грызуны могут уничтожить весь урожай, а после этого внезапно и по неизвестной причине исчезнуть[206]. Аристотель считает, что описывает необычный случай. Это действительно так. В “Никомаховой этике” при обсуждении “невоздержностей” людей – и довольно жестком – он задается вопросом, могут ли животные иметь столь же неуемные аппетиты. Аристотель гениально отвечает на собственный вопрос: поскольку животные не могут рассуждать, мы обычно говорим, что они “воздержные” или “распущенные”, в переносном смысле. Однако некоторые роды животных превосходят другие и “один какой-то род животных в целом отличается от другого наглостью, буйством и обжорством” (он определенно думал о мышах) и представляет собой нечто похожее на “отступления от природы, так же как среди людей – помешанные”.

До экологической теории далековато. Правда, это показывает, что у Аристотеля имелось представление о нормальном соотношении численности популяции животных и доступных ресурсов, а также о том, что иногда соотношение нарушается, и о негативных последствиях этого. В “Истории животных” он в более общей форме приводит объяснение (пророческое!) конфликтов между животными: “Дружба и вражда у… животных происходит в результате [сходств и различий] в пище и образе жизни”. Это один из немногих выраженных у Аристотеля в явном виде экологических принципов – но принцип этот глубок