Лагерная учительница - [4]

IV

Сержант Черничкин, командир отделения, в котором служил Егоркин, молчаливый человек, широкоплечий, крепкий, с белыми, выгоревшими на солнце бровями, отчего загорелое лицо его казалось безбровым, вытащил из вещмешка «кошку», оглядел скалу, примерился и резким броском закинул ее наверх. Глухо звякнуло железо о камень. Сержант потянул веревку, подергал рывками. «Кошка» зацепилась за камни намертво. Сержант пристроил автомат за спину, надел каску и, упираясь носками ботинок в трещины и выступы скалы, стал взбираться наверх. Взбирался он ловко, нога ни разу не сорвалась. Лазить по горам ему, видимо, приходилось часто. Вслед за сержантом вскарабкался на скалу веснушчатый десантник, которого Костя звал студентом. Они подняли веревку к себе и скрылись за уступом. Тем временем другую веревку сбросили вниз, в ущелье, и по ней спустились другой сержант с десантником. Они должны были справа обойти перевал, уничтожить или хотя бы обнаружить охрану перевала, а другая пара обходила слева.

Егоркин сидел на камне, привалившись спиной к теплой скале, и слышал, как бьется сердце. Рядом с ним замер Роман Палубин. Все молчали. Лейтенант Желтов изредка взглядывал на часы и прислушивался. Было тихо. Только слабый ветерок шелестел на скале сухой прошлогодней травой. «Дома теперь сев начался! — подумал Егоркин. — Луга зеленеют. Завтра воскресенье… Если солнце будет, ребята на лугу соберутся, футбол погоняют! А мать, наверно, лук сажать будет. Иль нет, завтра праздник. Пасха! Она, наверное, сегодня сажает. Варюнька, может, с Колькой приехали. Если они приехали, с луком быстро управятся…» Иван вспомнил, как выгонял Кольку Хомякова из комнаты Варюньки, и усмехнулся. Опять почувствовал неловкость, стыд за свой поступок. Живут они вроде хорошо. Чудаки! Сразу им не женилось! Нет, надо с зигзагами. Послышался глухой шум, отдаленный стук камней о камни, зашумело, загрохотало где-то, посыпались камни. Десантники сжали в руках автоматы, напряглись, ожидая треск выстрелов. Но шум постепенно утих.

— Осыпь! — проговорил лейтенант.

Егоркин снова расслабился, привалился к скале. Взглянул вверх. «Сорвется камешек по башке — и привет милой! — Иван поежился. Вспомнил о письме Гале. — Вернемся, напишу, какой легкий воздух в горах, как горные тюльпаны пахнут, как цветет миндаль! Может, ей выслать в письме лепесток тюльпана? Будем возвращаться — сорву! А если ребята увидят, как он в письмо кладет? Десантник!» Иван фыркнул.

— Ты чего усмехаешься? — шепотом спросил Роман.

— Завтра Пасха…

— Кто тебе сказал?

— Мать писала!.. Теперь у нас яйца красят!

— У вас деревня верующая?

— Почему?.. Просто традиция такая. Бога давно забыли, но яйца красят на Пасху…

— Зачем?

— Для интереса… У вас никогда не красили?

— У нас не красили… Старушки давали… но директор на Пасху запрещал нам из детдома выходить.

Егоркин вспомнил рассказ Романа о детдоме, о том, как он сбежал оттуда однажды летом и жил две недели в лесу в брошенном доме, потом сам вернулся. Тоскливо стало от вольной жизни. Больше всего поразило Романа, когда он вернулся, что его никто не искал. Сказали, что были уверены, что он вернется, а Роман не поверил, решил, что он никому не нужен на земле. Умри он в лесу, и никто бы его не хватился, не заплакал о нем.

— Вертолеты? — тихо спросил Роман, прислушиваясь.

Да, слышался стрекот вертолетов. Они приближались.

— Приготовиться! — скомандовал лейтенант.

V

Десантники стали надевать каски, проверять автоматы, гранаты. Шум вертолетов нарастал. Шли слева, за скалой их не было видно. Егоркин почувствовал, как задрожали колени, и зашевелился, поправил каску, чтобы она не закрывала глаза, устроил поудобнее на поясе тяжелый подсумок с тремя рожками, набитыми патронами, с одной стороны, с другой — фляжку с плескавшейся в ней теплой водой, и пробрался ближе к лейтенанту. Тот глядел из-за выступа скалы на хребет. Четыре вертолета один за другим вынырнули из-за скалы и тут же исчезли за хребтом, но, судя по шуму, их было больше. Вероятно, другие заходили с противоположной стороны. Глухо ухнули первые взрывы, взметнулся за хребтом дым, и сразу затрещали, застучали торопливо выстрелы, автоматные очереди, словно сотня мальчишек стала колотить палками по доскам.

И вдруг совсем близко треснули один за другим два взрыва. Егоркин вздрогнул, сжался. Коротко хлестнула автоматная очередь, за ней другая. Звуки очередей были знакомы по Чирчикскому стрельбищу. Так хлестать мог только автомат Калашникова. В ответ длинно и громко застучал пулемет. Резко хлестнул взрыв. «Гранатомет!»

— Спокойнее! Без шума! Рассыпайтесь! И от камня к камню! — отрывисто приказал лейтенант. — Вперед!

Он первый выскочил из-за скалы и полез, пригибаясь к вершине горы, нависшей над перевалом. Оттуда доносились выстрелы. До вершины было метров сто пятьдесят, и подъем не слишком крутой, усыпанный валунами, за которые удобно прятаться. Десантники рассыпались по склону и карабкались вверх. Ивану хотелось вжаться в камни, змеей ползти меж валунов. Метров через пятьдесят он стал задыхаться. Наверху стрельба продолжалась, но в сторону десантников пули пока не летели. А в ущелье за хребтом еще яростней громыхали взрывы, стучали пулеметные и автоматные очереди. И вдруг сзади совсем близко треснул разрыв гранаты и тут же другой, третий. Гранаты рвались одна за другой. Егоркин свалился за валун, гремя автоматом. Звякнул каской по камню. Она съехала на затылок. Он надвинул ее снова на лоб и, тяжело дыша, дрожа, то ли от возбуждения, то ли от страха, оглянулся. Над горой с другой стороны перевала поднималась пыль. Там быстро хлестнули одна за другой две очереди, и затихло. Пыль медленно оседала. Ее сносило в сторону ветерком. «И там засада! Мы у них — на ладони! Сейчас секанут из пулеметов в спину!» Но сзади была тишина. Зато спереди снова застучал пулемет. Пули засвистели, защелкали по камням, брызнули осколки. Впервые Егоркин слышал свист и жужжание таких шмелей и вжался в горячую пыльную землю. Пулемет умолк, Иван выглянул из-за камня. Десантники перебегали, переползали от валуна к валуну. Стыд приглушил страх. Егоркин оглянулся — не видел ли кто, как он вжимался в землю, и заставил себя вскочить и броситься вверх. В левой руке он держал автомат, а правой цеплялся за камни, отталкивался и рвался вперед. Краем глаза он видел, как обогнал одного, другого десантника. Пулемет застучал снова, но Егоркин продолжал согнувшись бежать. Откуда стреляли, он не видел.