Лагерь - [2]

— Да, думаю, что это так.

По логике вещей так и должно быть, ведь не стали бы они иначе менять «полуотдельный» дом из трех спален в Черной стране на этот свинарник. Это были годы прозябания, годы, не оставившие никаких воспоминаний, так что припомнить что-либо невозможно. — Нам с этим домом придется рано или поздно что-то сделать, Билли. Или отремонтировать, или продать. Или то и другое. Мы не можем оставаться тут до конца жизни.

— Нам придется двинуть на юг, как всем! — он скривился. — Незачем здесь оставаться, разве чтоб подохнуть. И ты это отлично знаешь, Вал!

Она вцепилась в край мойки, ее слегка замутило. Все это очень пугает. В основном потому, что не понимаешь, что происходит, но так даже лучше. Взять хотя бы ту последнюю передачу по телевизору, которую они смотрели перед тем, как телевизор сломался. Она была почти невероятная! Кажется, с тех пор минули годы, но ведь не могло пройти больше нескольких дней. Метели, деревни и города отрезаны от мира, люди пробираются по сугробам, как будто они в какой-то антарктической экспедиции, у некоторых к ногам привязаны теннисные ракетки. Брошенные автомобили похожи на призрачные белые бугорки под снегом, а скоро они и вовсе исчезнут. Навсегда. Потому что снег никогда не растает. Как это выразился тот синоптик? Новый ледниковый период.

Она вдруг вспомнила все очень отчетливо. Неузнаваемый белый мир. Какой-то порт, она не могла вспомнить его название: льдины забили гавань, полиции пришлось следить за порядком в километровых очередях. Все в отчаянии пытались покинуть Ледниковую Британию, так ее называли. Все были согласны уехать куда угодно, лишь бы там было на несколько градусов теплее. Они оставляли все вещи, потому что увезти их не было никакой возможности, жизнь была гораздо важнее всякой собственности. Бегите, пока не замерзли, температура все время падает.

— Хоть газета у меня есть, — Билли поднял кверху сложенную газету, обдав жену холодным воздухом, — Не у многих есть газеты, скажу я тебе.

— Она сегодняшняя? — Вопрос был задан ею автоматически, без выражения. Когда счет времени потерян, все дни похожи один на другой. Во всяком случае, в Британии. Снег и лед сегодня, вчера, позавчера. Разницы почти нет.

— Да, — рассеянно ответил он. Пленка опять начала покрывать его серые глаза за стеклами очков, отражая тусклые зрачки, которые могли бы принадлежать слепому. Он поднес газету совсем близко к глазам, пытаясь с трудом прочесть текст.

— Ты только послушай, Вал.

— Я слушаю. — Но на самом деле я не хочу слышать.

Наступила пауза. Билли Эванс подержал газету близко у лица, потом снова отдалил; скосил глаза, прищурился, пока не выступили слезы. Он нервно кашлянул, обеспокоенный тем, что как только мелкий шрифт оказывался в фокусе, он снова расплывался.

— Погоди, сейчас…

— Новый ледниковый период, — Валери смогла прочесть жирный шрифт заголовка, стоя у раковины.

— Ладно, ладно, читать я умею! — он свирепо взглянул на нее, а когда снова посмотрел на текст, с облегчением обнаружил, что может отчетливо разобрать напечатанные слова. — Большие морозы продолжаются… признаков их ослабления нет… на реке Северн — нагромождение льдин. Почти все школы в стране закрыты, повсюду блокированы главные дороги. Автомобильная ассоциация предупреждает водителей, что они должны иметь при себе все необходимое для выживания, так как некоторые пытаются совершить большой переход на юг. Все порты на южном побережье заполнены людьми, перебирающимися в места с более теплым климатом. Они бросают все, потому что специалисты предупреждают, что оттепель может и не наступить.

— Что за глупость! — голос Валери задрожал.

— На, прочти сама! — он резким движением протянул ей газету.

— От какого числа эта газета? — раздраженно спросила она. О Боже, да я уверена, что он мне все это уже читал.

— Черт побери, сама можешь посмотреть! — Перед глазами у него вновь возник туман, он почувствовал, что у него снова заболела голова.

Валери выхватила газету их рук мужа.

— Вот, дата стоит вверху, на первой странице… — Дата была там, но она не могла ее разобрать. Все буквы слились в неразборчивую линию из ничего не значащих иероглифов. Чем дольше она смотрела, тем труднее ей было их разглядеть; даже жирно набранный заголовок по-змеиному извивался, двигался, словно свежая клякса.

— Ну?

— Какой смысл? — она небрежно бросила газету на стол; газета с шуршанием соскользнула со стола на пол. — Мы оба знаем, что здесь происходит, Билли! — она почувствовала, как у нее нарастает истерика, попыталась подавить ее, поборола с усилием.

— Все уезжают за границу, — голос Билли звучал устало; он откинулся на спинку расшатанного стула и закрыл глаза. — Все, кто останутся в Британии, замерзнут, погибнут в течение недели или двух. А если не замерзнут, то помрут с голода, потому что в стране кончается продовольствие. Вот а чем дело, и нам следует поступать так же, как делают остальные, ехать на континент. А то и подальше, может быть, в Африку.

— У нас нет таких денег. Да и паспортов у нас нет. Мы и за границей-то были только в Бельгии, ездили на уик-энд сразу после свадьбы.