Лаборатория великих разрушений - [6]

— Зачем же вы приехали сюда?

— Мы все ездим с того времени, как у дяди убили на войне двух сыновей и немцы сожгли его имение. Вы, пожалуйста, не убеждайте его отправиться в это ужасное путешествие, — прибавила она шепотом. — Он так легко поддается чужой воле!

— А мне хотелось, чтобы вы были на «Левиафане»! — ответил Менгер.

— Почему? — спросила девушка. — Там ведь холодно и пусто, в этой бездонной выси. — Она указала на темно-синее небо. — Лучше оставайтесь на Земле!

Вдали показались строения Рансома. Акционерная компания не пожалела денег. Огромная гостиница стояла на том самом месте, где находился когда-то трактир Фюжоля. По сторонам ее тянулись постройки из бетона, железа и стекла, предназначенные для чтения лекций и различных собраний. Над всеми этими зданиями господствовала, как гора над холмами, гигантская верфь, предназначенная для постройки мирового воздушного флота. В центре ее, там, где стояла когда-то церковь, ясно и отчетливо вырисовывался на синеве неба серый стальной корпус первого междупланетного корабля. Он походил на гигантского ящера, всползшего на хаотическое нагромождение ажурного железа, камня и бревен. Гостиница была переполнена, и новые путешественники с трудом отыскивали себе места. Некоторым пришлось, впрочем, искать приюта в зале собраний. Среди последних находился и Менгер. Он расстался со своими спутниками в круглом вестибюле, стеклянный купол которого поддерживался двумя рядами колонн. Старый помещик на минуту оживился.

— Заходите к нам, — сказал он Менгеру. — Моя фамилия Кравчинский. В Рансоме я останусь столько времени, сколько пожелает Ида. Мне еще ни разу не удавалось ее в чем-нибудь переубедить.

Шумная волна эмигрантов, влившаяся через один из огромных входов, разъединила новых знакомых, и они разом потеряли друг друга в живом водовороте, в котором смешались люди всех национальностей.

Две небольшие комнаты, отведенные Кравчинскому и его племяннице, находились в пятом этаже. Рядом с комнатой Иды, по странной случайности, поместился капитан фон Бейлер. Он никуда не показывался из своего номера и до вечера расхаживал из угла в угол, то ускоряя, то замедляя шаги и время от времени повторяя какие-то фразы, похожие на приказания. Может быть, он представлял себе, что находится в тесной каюте своей подводной лодки U-26, следя в перископ за движениями черного корпуса «Гарматании» или наблюдая за мерным колыханием зеленой бездны, в которой бесследно исчезают люди и обломки корабля. Соседом бывшего помещика оказался миллиардер Вильям Стоктон. Он занимал четыре больших комнаты и все время что-то заказывал, на кого-то кричал, бранил по телефону управляющего и отдавал столько различных приказаний, что казалось, будто за стеной живет целый десяток Стоктонов, и все они желают перевернуть вверх дном гостиницу и весь Рансом. Из комнаты Иды стеклянная дверь вела на маленький балкон в три шага длиной, который, казалось, каким-то чудом держался на страшной высоте и каждую минуту готов был сорваться и полететь в пропасть. Отворив дверь, девушка остановилась на пороге и увидела далеко внизу опустошенную войной равнину, над ней веретенообразный корпус воздушного корабля и тысячи рабочих, похожих на муравьев, беспорядочно сновавших по блестящей поверхности «Левиафана», по бесчисленным нитям и перекладинам, на которых держалась эта серая громада.

— Не правда ли, прекрасный вид! — неожиданно услышала Ида чей-то грубый, хриплый голос. — Но не советую вам подходить близко к решетке, — может закружиться голова, и вы очутитесь на площади скорее, чем бы пожелали!

Девушка с испугом повернула голову и увидела в нескольких шагах от себя самодовольную фигуру мистера Стоктона. Он сидел в кресле на своем широком балконе, за столом, на котором стояли серебряная ваза с фруктами и бутылки. Миллиардер был маленький, коренастый, толстый человечек с добродушным лицом, которому он напрасно старался придать выражение важности и даже торжественности.

— Вы, должно быть, эмигрантка? — спросил американец с той развязной самоуверенностью, которая свидетельствовала, что Стоктон, подобно коронованным, особам, лишь снисходит с высоты своего величия до разговора с неизвестной ему девушкой. Впрочем, со стороны Стоктона это было простительно, так как у него в бумажнике лежали собственноручные письма двух настоящих королей с выражением благодарности за оказанную им золотую помощь.

— Да, хорошее мы дельце затеяли! — усмехнувшись, продолжал миллиардер, которого виски, весеннее утро и красивое личико девушки, стоявшей на узком карнизе, располагали к откровенности. — Я сам вложил сюда десять миллионов долларов, но акции «Всемирного эмигранта» поднялись уже на сто процентов и все еще идут в гору; а что будет после первого рейса? Вы увидите, что сюда потечет золото со всего мира!

— А вы уверены, что этот рейс будет сделан? — спросила сильно заинтересованная Ида.

— Еще бы не уверен, я теперь не принимаю участия в сомнительных делах. Лучшие инженеры всего света признали, что «Левиафан» может совершить то путешествие, о котором мы кричим по всему миру. У нас уже осталось очень мало свободных мест. Билеты продаются на второй и даже на третий рейс. Впрочем, лучшим доказательством моей уверенности в чистоте этого дела является то, что я сам отправляюсь на «Левиафане». У вас есть уже билет?