Лабиринты души - [19]
У ворот замка его ждали двое — Антония и Ильва. Со слезами на глазах королева сообщила, что у нее похитили корону и она не решается войти в замок. Здесь же она встретила их крестницу, и они ждут возвращения Тибурсия уже несколько дней. Счастливый король сам отпер ворота.
Было раннее утро, все спали; тихо они прошли в тронный зал — и, изумленные, остановились. В золотом королевском кресле сидела женщина, как в зеркале повторяющая чертами Антонию, но на голове ее сверкала корона. Казалось, она спала, но при их появлении немедленно открыла глаза.
— Вот наконец-то и вы, мой возлюбленный король, — промолвила она. — Теперь мы все дома.
Спутница короля схватилась за грудь, Тибурсий переводил взгляд с одной на другую и не мог сделать выбор. Тогда Ильва шагнула вперед и пошла к трону.
— Не тронь меня, девчонка! — закричала женщина. — Это мой замок! Я жила в нем пять лет и вложила в него все свои силы. Теперь все вещи здесь подчинены моей воле. Этот жалкий король тоже мой! Его давно бы свергли с престола, если б я не защищала его перед силами темных. Корону я надела по праву— не просто красоты, но и силы, которой не чета Антония! Мой род древнее, и все эти земли когда-то принадлежали нам!..
Меж тем девочка протянула руку и выхватила гребень из волос двойника. Пышная прическа рассыпалась, волосы разметались по плечам разъяренной волной и не могли больше скрывать лохматые мышиные уши, вставшие над головой. Разоблаченная самозванка вскочила и, подхватив ребенка, ринулась к открытому окну.
— Ее жизнь стоит короны, Тибурсий! Верни мне замок— и я оставлю жизнь Ильве!
Но внезапно лицо ее исказилось ужасной гримасой.
— Отпусти меня, Сова! — закричала она. — Оставь мне жизнь! Я отрекаюсь от себя, я проклинаю всех Карабоссов!
И с воем, рыча, как зверь, она прыгнула в окно. Не достигнув земли, Мэйгл Тереза Бор, графиня Карабосс, темная фея Серых Скал превратилась в летучую мышь невероятных размеров. Белая Сова набросилась на нее и разодрала ее перепончатые крылья. Раздался звук лопнувшей струны — и внезапно в воздухе явилась, вместо мыши, вторая сова — серая. Она, тяжело взмахивая крыльями и издавая глухие крики, устремилась к урочищу. Белая вернулась в залу — и вновь у окна стояла Ильва.
— Мэйгл! — крикнула она вслед серой сове. — Сражайся с летучими мышами, которых ты сама породила! Это будет твоим искуплением и возможностью возвращения в мир людей!
Тибурсий с изумлением смотрел на девочку.
— Кто ты? Скажи, Ильва! — наконец вопросил он.
— Я ваша крестная дочь и фея Замка! — улыбнулось дитя. — Теперь вы можете не бояться, я никогда больше не покину вас!
Сапоги Артура
Каждому ли удается прожить собственную жизнь, а не заимствованную из чужих образцов, опыта, понимания? А как разобраться в этом, если только интуиция чуть слышно подсказывает, идешь ты своим путем или повторяешь чей-то?
В приюте святой Елизаветы при монастыре, куда свозили заболевших и безродных пилигримов, однажды оказалась необычная женщина. С первого взгляда она производила впечатление редкой красоты, в которой гармонично сочетались правильность черт и ясность духа. Природное благородство смягчало властность и вызывало скорее уважение, нежели жалость. В самом деле, ей можно было посочувствовать: в цвете лет несчастный случай лишил ее возможности ходить и серьезно повредил память. Она не знала собственного имени, а в обрывках прошлой жизни вырисовывалась какая-то фантастическая история.
В обители дали ей прозвище Графиня; старались помочь вспомнить прошлое, чтобы отыскать родственников. По словам несчастной женщины, она родилась в знатной семье и с детства была обручена с сыном соседей. Однако судьба ее сложилась иначе, и когда она выросла, отдала руку иному избраннику. Отвергнутый жених проклял ее и, не в силах отказаться от Графини, попытался похитить ее. Оступился ли конь, или сама женщина выпрыгнула из седла, — но только на всем скаку она ударилась о землю. Вероятно, ее сочли мертвой и едва не похоронили. Жизнь вернулась к ней, но она превратилась в одинокую калеку, не способную передвигаться и забывшую свою семью и имя. Никто не разыскивал ее, хотя Графиня сквозь туман забвения вспоминала, что у нее был сын. Так или иначе, судьба Графини теперь была связана с приютом, уже и сама она не хотела быть обузой для близких, если б они обнаружились. Чего-чего, а жалости она не выносила и самой себе разрешала жалеть лишь о том, что не успела прожить свою жизнь.
Меж тем дни шли за днями, Графиня незаметно вошла в дела и заботы обители. Она выслушивала страждущих с таким участием, что тяжесть переживаний совершенно исчезала, словно переходя на ее плечи. Она давала столь мудрые советы, что разрешались, казалось бы, безвыходные ситуации. Одно ее присутствие будто облегчало жизнь.
Как-то на рождественской неделе старый знахарь, посещавший Приют, принес старинные сапоги с вытянутыми носами.
— Я шел с мыслью что-нибудь подарить вам, Графиня, и неожиданно ко мне пристала какая-то нищая старуха. Она была столь навязчива, что я в конце концов отдал ей все свои жалкие гроши. Тогда она всучила мне сверток и заявила, что я не пожалею о ее подарке, так как это сапоги самого короля Артура! Если это шутка, то она не дурна, подумал я, если правда — тем более. И вот — примите мои поздравления вместе с этим подношением.
