Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987) - [34]

О том, что в повести хорошо, — говорить не буду. Всего не перечислишь. Отлично разговаривают ребята. Прекрасно выписан Федька — особенно там, где речь идет о его привязанности к Михайленке. Чего стоит одна сцена, где Федька собирается лечить Михайленке зубы?! А маленькая Валя?!

Ну вот — написал больше, чем рассчитывал. Писать Нине Абрамовне я уже не смогу. Если и напишу — то совсем коротко. Вы ей, пожалуйста, передайте мою благодарность и, если сочтете нужным, «своими словами» перескажите то, что я Вам накорябал. А письма не читайте. Впрочем, как хотите, — я ведь не знаю Нины Абрамовны, но знаю, что все мы обидчивы, а человека, которого и без того много лет мучили и обижали, надо бы пощадить.

Писал же я не выбирая слов.

91. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

28/IX 57.

Дорогой Алексей Иванович.

Я очень тронута тем, что Вы, больной, прочли такую толстую книгу и написали мне. Спасибо Вам.

Письмо Ваше я Н. А. Ивантер прочла. Опустила только такие выражения, как «глупость», «прямо тошнит». Остальное прочла, не могла не прочесть. Во время работы над рукописью она мне не раз говорила: «Когда книга выйдет — если она выйдет! — первый экземпляр пошлем Пантелееву. Как вы думаете, он прочтет?» И вот книга вышла, и он прочел…

Не обиделась она нисколько, она — умница, человек без истерики, без больного самолюбия. Но, конечно, многое для нее огорчительно, а многое — не удивляйтесь! — и непонятно. Она — человек другого пути, чем Вы, я, Шура. Та смесь глубоко-человеческого с казенно-патриотическим, какую Вы учуяли в книге, — существует у нее в душе… Многое (из книги!) выгребла я, многое (из души!) выгребла за последние 5 лет жизнь, но не все. Автор передовых «Пионерской Правды» в ней жив еще! Редактируя, я это все время чувствовала, но ломать не могла и не всегда хотела. Мне кажется, рост нельзя торопить искусственно — пусть душа сама поднимается со ступени на ступень.

А человек хороший, скромный, чистый и живой. На мой взгляд — толк будет.

Поздно, медленно зреют и умнеют у нас люди, даже хорошие. Вот беда.

_____________________

К. И. здоров и вчера по телефону снова спрашивал у меня Ваш адрес — видно, собирается писать Вам. Завтра открывается библиотека[171]. Он столько вложил сил (и денег!) в исполнение этой мечты, что я боялась — она его с ног свалит и уж во всяком случае пустит по миру. Но он устоял, и завтра — торжество.

92. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

22/XI 57, Дубулты.

Дорогой Алексей Иванович.

Я здесь увлеклась весьма странным делом и потому не сразу отвечаю Вам. Шесть лет назад я вчерне написала одну повесть; безнадежную; в сутолоке оставила ее без движения[172]. И вот здесь решила посвятить ей целую неделю — и наконец переписала — всю. Конечно, я над ней еще буду работать, но в основном она закреплена. И можно приниматься за другую безнадежность — книгу о редакторе. Я здесь кое-как написала план. Очень нуждаюсь в какой-нибудь истории победоносного редактирования. В истории документальной, конечно. Если вспомните таковую — окажете мне услугу.

Вы спрашиваете о моей злосчастной статье. «Вопросы литературы», жалкий журнальчик, которого никто не читает, заключил договор на 2 листа: Вступление, Республика, Шорин, Бронштейн. «Новый Мир» кажется берет Будогоскую. Остальное, т. е. поэты, Зощенко, Тэкки, Безбородов остаются непристроенными.

Вот Вам полный отчет о себе. Говорят, чествование С. Я. отложено. Кто же все-таки поедет? Жаль, что не Вы…

93. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Ленинград. 27.XI.57 г.

Дорогая Лидия Корнеевна!

Известие о завершении повести, о которой мы ничего не знали, конечно, весьма заинтриговало нас. Что это такое? Будем ли мы иметь удовольствие читать ее?

Какое безобразие, что статью Вашу о забытых книгах так безжалостно растерзали! А что Горелов и Варшавский ответили Вам?

На днях я получил письмо от Корнея Ивановича. Огорчился, узнав, что рассыпалось (по слову К. И.) его собрание сочинений. Он пишет, будто произошло это потому, что он — «слишком пестрый писатель», — дескать, не отыщется читатель, равно заинтересованный во всем, что он делал и делает. Это неправда. Объяви издательство подписку, и нашлись бы сотни тысяч охотников на все 4 тома Чуковского.

Инертность и подлость.

94. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

3/XI[I] 57.[173]

Дорогой Алексей Иванович.

Я приехала в Москву в самый день юбилея С. Я., но приехала распростуженная и потому не пошла. По сведениям участников и очевидцев, вечер прошел с подъемом. К. И. сказал мне: это был настоящий праздник детской литературы. Но, говорят, бедняга юбиляр выглядел совсем больным. Сегодня утром я позвонила ему, ожидая услышать больной, утомленный голос и — представьте! — вдруг услыхала голос С. Я. двадцатипятилетней давности: энергичный, бодрый. «Жаль, что Вы не были, Лидочка, — сказал он мне. — Вы бы от Чевычелова услышали, какие мы все хорошие; а Юр. Н. Либединский, который когда-то кричал, что я испортил его рукопись, поцеловал мне руку».

— Ну, — сказала я, — надеюсь, было что-нибудь и более приятное. Я рада, что этого я не видала.

Повесть я в самом деле кончила (я ее пишу недельки по две в год с 49 г.)