Квинтовый круг - [4]

Барту медленно покачал головой.

– Судя по контрольной энцефалограмме, – нет, – и, помолчав, уточнил: во всяком случае, в течение ближайших часов.

Лобов поднялся на ноги.

– Вопрос о посадке будем считать решенным.

Барту полагал, что после этих слов командира экипаж займет рабочие места в «Торнадо», начнет посадочное маневрирование, но оказалось, что в космосе решения проводятся в жизнь не так-то просто. Разрешение на посадку давала база, и ни о каком своеволии тут не могло быть и речи. Поэтому Лобов установил с базой гравитосвязь и вызвал на переговоры начальника летной службы Снегина. Минут двадцать, пока Всеволода не подняли с постели и не доставили на узел связи, пришлось ждать. Услышав наконец его, как и всегда при гравитосвязи, обезличенный голос, Лобов коротко доложил обстановку и запросил разрешение на посадку. Снегин ответил не сразу.

– Ты уверен, что у Майкла не инфекция?

– Практически уверен.

Снегин хмыкнул.

– Что значит практически?

– Уверен.

– Ну а все-таки? – хладнокровно настаивал Всеволод.

– Пробы на инфекцию отрицательны, Майкл в строгой изоляции.

– Так, а двигатель? – после легкой паузы спросил Снегин.

– Неисправен.

– Сколько времени потребует ремонт?

– От нескольких часов до нескольких суток. Все зависит от состояния пятого блока.

Снегин молчал.

– Прошу посадку на одном двигателе, – настойчиво повторил Лобов, чувствуя, что молчание начальника летной службы затягивается, – я знаю, это категорически запрещено. Но времени терять нельзя. Отремонтируемся на Юкке.

– Да, времени терять нельзя, – согласился Снегин и опять замолчал.

Лобов пожалел, что они говорят не с глазу на глаз и не по лонглинии, на худой конец. Ему хотелось видеть выражение лица Всеволода. Он знал, о чем сейчас думает его старый товарищ. Иван должен провести операцию на Юкке безупречно, только тогда они со Всеволодом имеют шансы оправдаться на совете базы, несмотря на нарушение инструкции. Иначе за посадку с неисправным двигателем на неосвоенную планету экипаж «Торнадо» дисквалифицируют, а Снегину придется навсегда распрощаться с базой. Лобов понимал, что это справедливо.

Суровые пункты инструкции написаны жизнями тех, кто легкомысленно-благородно шел на выручку, а в результате погибал сам, втягивая в опасный водоворот все новые и новые жизни. Но нет правил без исключения, рядом с инструкцией бьется живое сердце и стоит трезвая оценка своих сил и возможностей.

– Победителей не судят? – спросил наконец Снегин.

Даже в его обезличенном голосе Лобов уловил легкую усмешку. И улыбнулся сам.

– Не судят.

– Тогда садись. Желаю удачи.

– Спасибо!

3

Лобов неторопливо проверил снаряжение, расстегнул кобуру, в которой лежал лучевой пистолет, и обернулся к Климу:

– Готов?

– Всегда готов, – засмеялся Клим, пряча за этим смехом волнение, которое всегда сопутствует первому выходу на неосвоенную планету.

– Прошу выход, – проговорил Лобов.

– Выход разрешаю, – ответил ему в пикофонах голос Кронина, – вокруг спокойно.

– Понял, – ответил Лобов и отворил входную дверь.

В шлюзовую камеру упал сноп радужного нереального света. Иван до половины высунулся из двери, разглядывая низкое диковинное небо, траву и кустарник, уступом подбиравшийся вплотную к «Торнадо». Да, все было спокойно.

– Я продолжу ремонт, – Лобов услышал, как инженер сладко зевнул, – если так пойдет дальше, скоро закончу.

– Трудись.

Покосившись на Клима, который с азартным огоньком в глазах разглядывал незнакомый мир, Лобов коротко напомнил ему:

– Прикрывай.

И принялся опускаться по ступеням трапа на землю.

Странно, он думал не о планете, на которую вот сейчас впервые станет его нога, а о том, как измучился Алексей. Шутка ли, третьи сутки без сна.

С предпоследней ступени Лобов мягко спрыгнул вниз. Густая влажная трава спружинила так, что Ивану показалось, будто спрыгнул он не на твердую землю, а на спортивный ковер. Какая-то живность, вроде мышей, с птичьим посвистом и щебетом врассыпную кинулась из-под ног. Лобов было поджал брезгливо ногу, но потом усмехнулся собственной чувствительности. Храбрые зверюшки: и получаса не прошло после громовой посадки, а они уже рядом.

– Все спокойно, – доложил сверху Клим.

– Спускайся, – разрешил Лобов, не оборачиваясь.

Он уже впитывал в себя новый чужой мир, пока еще не принимая его.

Низко, лениво тянулись над землей облака, игравшие всеми цветами радуги, как перья сказочной жар-птицы. Это сквозь многосотметровый облачный слой пробивались сполохи неистового ионосферного сияния, вызванного мощнейшим излучением голубого солнца.

Если мерить земными аршинами, то на Юкке постоянно бушевала сильнейшая солнечная буря. Немудрено, что сияния, свойственные на Земле лишь полярным областям, тут заполняли собой всю атмосферу. Ночь была разноцветная, радужная, непрерывно меняющая свои то резкие, яркие, то почти неуловимые оттенки.

– Карнавал, – с иронией, в которой, впрочем, было и восхищение, сказал за спиной Ивана Клим.

И Лобов в душе согласился с ним, потому что впечатление карнавала усиливалось благодаря звуковому калейдоскопу, который аккомпанировал этой радужной ночи. В густой траве пересвистывались и чирикали живые существа, издалека, от купы гигантских деревьев, могучие стволы которых упирались в облака, доносилось кваканье, мычанье и еще черт знает что. В частом кустарнике, окружавшем «Торнадо», кто-то взвизгивал, гукал и истерично хохотал.