Кваретаро и император Максимилиан - [2]

Впрочем, не всему можно верить из того, что рассказывают иностранные публицисты, пишущие о Мексике: среди них многие, кажется, относятся к этой стране с предвзятой враждебностью. Кроме того, в двадцатом столетии положение там как будто изменилось. И, наконец, европейцам теперь не приличествует судить кого бы то ни было чрезмерно строго. Однако в первой половине XIX века практика пронунсиаменто{1} действительно сводилась к несложным формулам: «произвел переворот», «избран вождем народа», «вызвал народный гнев», «поднял знамя восстания», «взят в плен и расстрелян». Были и счастливые исключения. Несчастный император Максимилиан исключения не составил: он «был взят в плен и расстрелян».

II

Эрцгерцог Фердинанд Максимилиан, известный почти исключительно под вторым своим именем, родился в Шенбрунне в 1832 году. Он был на два года моложе своего брата Франца Иосифа. Не буду ничего говорить о его детских годах и воспитании: мне пришлось бы повторить то, что я писал в очерках о кронпринце Рудольфе. По характеру, по складу ума кронпринц Рудольф и вообще очень напоминал своего дядю, кое в чем его превосходя, кое в чем ему уступая. Оба были романтики, оба были писатели.

Писателем будущий мексиканский император был настоящим, и как писатель он еще не оценен. Его сочинения были изданы в семи томах вскоре после его трагической смерти. Теперь они забыты, да и тогда, кажется, не обратили на себя особого внимания. Однако и в путевых очерках эрцгерцога Максимилиана, и в его афоризмах, и в его стихах встречаются страницы и строки, поистине превосходные. Очень интересны и многие из его писем.

О взглядах Максимилиана мне придется говорить дальше. Он не был так либерален, как кронпринц Рудольф или императрица Елизавета. Франц Иосиф, однако, считал его радикалом. Разумеется, он и в самом деле был гораздо «левее» своего старшего брата. «Левизна» эрцгерцога умерялась верой в предназначение Габсбургского дома. Но тут его увлекали не столько порода и генеалогия, сколько поэтические и романтические легенды Габсбургов.

Было еще существенное различие между братьями: Франц Иосиф был несметно богат; у Максимилиана большого состояния, по-видимому, не было. Разница в имущественном положении между главой династии и его родными весьма существенно сказывалась во всех почти царствовавших домах Европы. Но, кажется, в Австрии она сказывалась сильнее, чем где бы то ни было. Останавливаюсь на этом потому, что «бедность» (разумеется, весьма относительная) сыграла немалую роль в жизни эрцгерцога Максимилиана. Так, Франц Иосиф, человек сухой, трезвый, непоэтический, женился по любви, — утром влюбился, вечером сделал предложение. Максимилиан, воплощение романтики, женился по расчету; женитьба — чуть ли не единственный неромантический поступок в его жизни, зато весьма неромантический.

Недавно граф Эгон Корти в своем обстоятельном труде уделил главу истории этого брака. Ее нельзя читать без удивления. Откровенный торг о приданом напоминает если не пьесы Островского, то сватовство Берга к графине Ростовой: «За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что он сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову: «Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен». И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хоть части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться. «Потому, что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло...»

Именно так вел себя и эрцгерцог Максимилиан. В декабре 1856 года он предложил руку и сердце принцессе Шарлотте, дочери бельгийского короля Леопольда. Предложение его было принято с радостью. Вскоре после того он письменно запросил своего будущего тестя: что будет дано за принцессой Шарлоттой? Король Леопольд, одинаково известный богатством и скупостью, явно «желал прекратить разговор», хоть и не по тем причинам, что граф Ростов. Он неохотно ответил, что приданое даст бельгийский народ. Бельгийский народ действительно кое-что дал, но не расщедрился: парламент ассигновал принцессе единовременную сумму в 250 тысяч франков. Это эрцгерцога не удовлетворило. В опубликованном графом Корти письме эрцгерцога к Францу Иосифу сообщается:

«Непреодолимая жадность короля заставила меня написать ему несколько очень вежливых строк. Я ему напомнил его собственные слова, что принцы должны жить приятным образом. Заодно я сообщил ему, что по возвращении должен буду довести об этом деле до сведения Вашего Величества и что в Австрии произведет самое тягостное впечатление нежелание короля расстаться с деньгами в пользу его столь нежно любимой дочери. Никакого ответа я не получил, но в последнюю минуту у меня попросил аудиенции граф Конве и сообщил мне, что король решил кое-что сделать, однако суммы пока назвать не желает... Я очень горд тем, что заставил старого скрягу расстаться с небольшой частью того, что ему всего дороже на свете...»