Кванты. Как волшебники от математики заработали миллиарды и чуть не обрушили фондовый рынок - [103]

«Черрррт!»

Клифф Эснесс выскочил из-за карточного стола, схватил первую попавшуюся под руку лампу и запустил ею в стену. Все еще трясясь от ярости, он подошел к широкому гостиничному окну. Был конец 2007 года, над Нью-Йорком кружился легкий снежок. В окнах фешенебельных апартаментов через дорогу мерцали рождественские фонарики.

— Да что с тобой такое? — спросил Питер Мюллер, с удивлением глядя на него со своего места за столом.

Ну вот, опять. Эснесс проиграл очередную руку. Не повезло. Но почему же его это так задевало? Откуда эти вспышки гнева?

Хедж-фонд Эснесса зарабатывал благодаря математике, хладнокровной рациональности, которые устраняют человеческий фактор в торговле. Но как только фишки ложились на сукно игорного стола, Эснесс терял невозмутимость.

Нейл Крисс покачал головой.

— Клифф, ты ведь на работе за минуту зарабатываешь и теряешь больше, — сказал он. — Смотри на это как-то иначе.

Почему Эснесс всегда так близко к сердцу принимал проигрыш? Почему он так сердился? У него всю жизнь был взрывной характер, он терпеть не мог проигрывать, особенно другим квантам.

— Проехали, — сказал он и, тяжело дыша, вернулся на свое место за столом.

За этот год Эснесс стал еще более нервным. Казалось, ставки растут. Они запросто могли достигать пятизначных чисел, а то и больше. Не то чтобы Эснесс не мог себе этого позволить. Он был самым богатым парнем в компании. Но казалось, что его капиталы утекают с каждым днем, пока AQR теряет деньги. А удача в покере у Эснесса как будто была прямо пропорциональна P&L фонда: она исчезла, как только фонд пополз вниз. Он думал, что ему не везет. Одна неудача притягивает другую. Это сводило с ума.

Игры квантов в покер были жестокими марафонами, продолжающимися до трех, четырех утра. Не то чтобы Эснесс всегда оставался до последнего. Дома в гринвичском особняке его ждали две пары близнецов, родившиеся подряд в 2003 и 2004 годах. Он любил называть рождение своих детей «серьезным сбоем систем контроля над риском», намекая, что со вспомогательными репродуктивными технологиями они с женой явно переусердствовали.

Похоже, что при игре в покер контролировать риск тоже было невозможно. По крайней мере так могло показаться стороннему наблюдателю. Взнос за участие составлял 10 тысяч долларов.

В некоторых партиях с участием самых сильных игроков, таких как Мюллер и Крисс, взнос мог вырасти до 50 тысяч «зеленых».

Ясное дело, игроки не швыряли все фишки на стол, до того как разыграть первую руку. Они могли рассовать фишки по карманам и держать их всю ночь. По крайней мере до тех пор, пока не начнет везти. Но кому было до этого дело? 50 тысяч были для них все равно что бумажки для игры в «Монополию». Важно было только одно: кто победит. И хотя победители иногда получали шестизначные суммы, это ничего не меняло в их жизни.

Но Эснесс не выигрывал. Он проигрывал. В точности как AQR.

— Раскошеливайся, — сказал Мюллер, раздавая следующую руку.

Эснесс вытащил из кармана пригоршню фишек и швырнул их в центр стола. Он наблюдал, как фишки рассыпаются по столу. Затем взглянул на Мюллера, который безучастно смотрел на свои карты. Он не понимал, как Мюллер может оставаться таким спокойным. В августе он за считаные дни потерял больше полумиллиарда, а вел себя так, будто провел день на гавайском пляже. Но ведь AQR потерял еще больше, гораздо больше. Конечно, потом многое удалось отыграть, но скорость, с которой тогда рушился рынок, пугала. А теперь, когда кредитный кризис усилился, AQR столкнулся с еще большими убытками.

Посмотрев на свои карты, Эснесс вздрогнул. Ничего.

Он пока был не готов сдаться. AQR традиционно устраивал рождественскую вечеринку в Nobu 57 — пафосном японском ресторане в манхэттенском Мидтауне. Но казалось, что раньше трава была зеленее. Супруги и гости уже не допускались, в отличие от предыдущих лет. Измученные стрессом гринвичские кванты ушли в загул, саке и японское пиво лилось рекой. «Какая-то попойка», — заметил один из участников.

Был и еще один страх, преследовавший квантов: боязнь системного риска. Коллапс августа 2007 года показал, что они не всегда влияют на рынок положительно, как им казалось раньше. Как и в случае с тонкой паутиной, разрыв в одной из сфер финансовой системы, в данном случае высокорисковой ипотеке, мог вызвать сбой в другой части — или даже разрушить всю сеть. Видимо, рынок был сложнее и запутаннее, чем они думали.

Эндрю Лоу, профессор финансов из MIT, и его студент Амир Хандани опубликовали объемное исследование обвала октября 2007 года под названием «Что случилось с квантами?». Они, сами того не ведая, запустили «Часы Судного дня»[144] для мировой финансовой системы. В августе 2007 года стрелка приблизилась к полуночи. Возможно, ситуация была ближе к финансовому Армагеддону, чем когда-либо с момента краха Long-Term Capital в 1998 году.

«Если бы нам нужно было разработать “Часы Судного дня” для влияния хедж-фондов на мировую финансовую систему, — писали они, — и на этих часах в августе 1998 года до полуночи оставалось бы 5 минут и 15 минут в январе 1999 года, то наша сегодняшняя ситуация в плане системного риска в индустрии хедж-фондов была бы в районе 23:51. На данный момент рынки вроде бы стабилизировались, но часы тикают».