Квантовый возраст - [81]

Юрий Борисович сидел за одним столиком с Робертом Бартини, Карлушей Сциллардом и Васей Махоткиным. Бартини и Махоткин были несовместимы, а им предстояло пройти вместе и КОСОС, и Омск, и не одну еще тюрьму. Бартини, всегда замкнутый, ушедший в себя, говорил мало и почти никогда не разговаривал за столом. А Махоткин, задира и весельчак по натуре, был неудержим:

— Карлуша, а Карлуша, — начинал Махоткин, — ты зачем в Россию приехал?

— Подсобляать…

— Подсобляать, а ты Достоевского читал?

— Читааль.

— А ежели читааль, то чем же ты тут подсобить мог? Роберто, у тебя сын есть?

— Есть, — не подозревая подвоха, строго отвечал Бартини.

— Так вот, скажи своему сыну, что, когда в чужой стране заваруха, не лезь.

Как-то Махоткин притащил «Родную речь» для младших классов (где он ее взял, осталось тайной) и начал громко читать оттуда рассказ о мальчике Васе, который всегда мечтал стать пилотом. Мальчик вырос, поступил в пилотскую школу, и мечта его исполнилась: он стал сильным и смелым полярным летчиком, и даже есть остров в Ледовитом океане, названный именем этого мальчика. Рассказ кончался словами: «Так будем же все, как Вася Махоткин!» «А Махоткин-то сидит!» — весело заключил герой рассказа.

Карл Сциллард, венгерский математик, был в числе тех паломников, которые стремились в Советскую Россию, хотели здесь жить и работать. Сциллард приехал сюда с женой и совсем крохотной дочкой. Они жили в Ленинграде и были счастливы. Теперь, в заключении, он о них ничего не знал. Связь с внешним миром каралась строжайшим образом.

Самый драматический случай со Сциллардом произошел во время войны, когда туполевское КБ было эвакуировано в Омск. На тамошнем заводе (арестанты жили в одном из заводских цехов) бани не было, и их возили раз в неделю в городскую баню. Обычно к ночи — подальше от людских глаз. Однажды Сцилларда в бане забыли. Он сам не помнил, как это случилось. Помнил только свой панический ужас, когда понял, что ни своих, ни конвойных, ни крытого фургона нет. Он стал прохаживаться перед баней в надежде, что за ним вернутся. Но за ним не возвращались. И он решил добираться самостоятельно. Дороги не знал. Спросить нельзя, у него сильный акцент, который можно спутать с немецким. Он решил отыскать милиционера, все-таки защитник, и во всем ему признаться. А когда увидел его у трамвайной остановки, испугался, а вдруг не поймет, тогда он попался — это побег.

Так он бродил по городу, пока не решил, что пойдет к окраине и обойдет город кругом. То, что завод был на окраине, они знали. И во время этих блужданий он то и дело заглядывал в окна — это было настоящим прикосновением к домашнему теплу. И вдруг в полуподвальном окне он увидел свою жену — она умывала дочь над тазиком. Потом она вытирала личико девочки полотенцем. Он не помнил, как нашел в себе силы выпрямиться, пойти дальше, но он выпрямился и пошел дальше. Завод Карлуша нашел. Ничего ему не было, даже легкого наказания. Тюремное начальство к тому времени уже хорошо разбиралось, с кем имеет дело. А Карлуша двое суток ни с кем не разговаривал, почти ничего не ел, а потом, когда немножко отошел, рассказал все Румеру. Они были очень близки.

Много лет спустя, в начале 70-х, когда Сциллард был уже в Венгрии, а Румер в Академгородке, один венгерский журналист попросил Юрия Борисовича встретиться с ним и дать интервью для их газеты. Он писал: «Профессор Румер живет в Академгородке. Он известный физик-теоретик, брат покойного О. Румера, о котором как о переводчике стихов Петефи мы недавно писали в нашей газете. Профессор Румер встретил меня приветствием на блестящем венгерском языке с цитатами из Кошута и Оронья. Когда я восхитился его венгерским, он сказал, что у него есть друг венгр, с которым он пуд соли съел. „Как?“ — спросил я. — „Нá спор“, — ответил Румер».

Юрий Борисович в совершенстве владел и итальянским языком. Это уже в честь Бартини.

В 1922 г., во время Генуэзской конференции, итальянскими коммунистами было сорвано готовящееся савинковцами покушение на делегатов России. Одним из главных организаторов этого срыва был молодой итальянский коммунист, «странный аристократ», за которым фашистами давно была установлена слежка, Роберто Бартини. Роберто Бартини действительно был аристократом. Он был единственным сыном и наследником богатого итальянского барона Лодовико ди Бартини. Когда слежка дружинников Муссолини стала настолько плотной, что не помогала никакая маскировка, не помогала постоянная миграция от озера Комо до сицилийских деревенек, Роберто Бартини с поддельным паспортом на сына одесского архитектора прибыл в Петроград в качестве «репатрианта». Двадцати шести лет от роду он появился в студеную зиму в нелегком 1923 г, в Москве и поселился в маленькой комнатушке полуподвального помещения. В наших энциклопедиях Роберт Бартини значится как выдающийся советский авиаконструктор, который создал свыше 10 экспериментальных и опытных самолетов. Роберт Бартини умер 77 лет, 51 год он прожил в Советском Союзе, 45 из них он был главным конструктором. Любимой поговоркой Бартини было сказание из Корана: «Помоги нам, аллах, избежать непреодолимого и преодолеть неизбежное».