Квантовый возраст - [23]

Трудно себе представить сегодняшний людный, шумный и веселый Ленинградский университет с холодными, нетоплеными коридорами 17-го года, с пустыми аудиториями; университет, в котором никаких регулярных занятий не было, лекции читались по случаю. А студенты, оставаясь во все времена студентами, все-таки жили жизнью своей альма матер. Они приходили сюда, слонялись по коридорам в поисках каких-нибудь лекций или какого-нибудь общения и чаще всего оседали в библиотеке.

Университетская библиотека славилась своим богатством. И молодые люди выкапывали там интересные книги не только по математике или физике. Там были прекрасные переводы Хафиза, Саади, Омара Хайяма на французский и немецкий языки.

А за стенами университета уже бушевал октябрь 1917 г. «Один раз я слушал Коллонтай, как она выступала на митинге, один раз Ленина. Больше не пришлось, но все-таки это у меня осталось», — вспоминает Юрий Борисович.

С первых же дней своего студенчества Юра подружился со своим сверстником Борисом Венковым. С Венковым было интересно. Он легко ориентировался в теории чисел, которая Юре казалась магией, знал историю науки, историю литературы и тоже увлекался Востоком. Знакомство состоялось у самого входа в университет. Юра увидел лопоухого, похожего на него самого мальчика, только наголо стриженного. Мальчик сидел на ступеньках и писал какие-то формулы.

— Простите, вы математик? — спросил у мальчика Юра весьма почтительно.

— Да. Математик Борис Венков.

В Юре вдруг заговорил бесенок:

— И давно вы учитесь этому искусству?

— Этому искусству научиться нельзя. Человек либо рождается математиком, либо не рождается вовсе.

— ?!

— И если вы пришли к Математике от математики — вы счастливец. Но если при этом вы измените ей и займетесь другими науками, боги разгневаются на вас и при удобном для них случае покарают.

Юра был восхищен. С этого момента и в течение восьми долгих месяцев мальчики были неразлучны. Но потом жизнь разбросает их в разные стороны.

А тогда в холодных аудиториях университета они вдвоем с упоением занимались математикой. Какие только книги они не читали, о чем только они не спорили! Случилось даже так, что им двоим профессор Успенский читал лекции. Увидев однажды их в коридоре, Успенский подошел к ним и спросил: «Скучаете, молодые люди?» — и, даже не поинтересовавшись, с какого они факультета и действительно скучают ли, добавил: «Знаете, меня такая тоска одолевает, давайте, я вам буду читать лекции по избранным вопросам неевклидовой геометрии». И он по-настоящему читал двум мальчикам эти лекции, так читал, как читал бы в переполненной многоярусной аудитории.

Однажды в ожидании профессора юноши сидели в «своей» аудитории и листали риманову геометрию. Отворилась дверь, и вместо профессора вошел красавец-матрос. Вошел, как с картинки сорвался: с лентой пулеметной через плечо, с поднятыми кончиками усов, рыжеватый, с мудрыми глазами, и так спокойно-спокойно говорит: «Ребята, вы очистите помещение, а то перестреляют вас тут ненароком. Пойдите куда-нибудь, а мы тут немного закончим». Что он имел в виду закончить, перестрелку или революцию, ребята не поняли.

— Скажите, а надолго нам нужно уйти?

— Пока не управимся.

— А сколько времени вам надо, чтобы управиться?

— Не знаю, сколько понадобится, дело серьезное.

— А я кушать хочу, — сказал вдруг неожиданно для себя Юра. И ему стало очень стыдно.

— Вот это мужской разговор, — сказал матрос и повернулся к своему товарищу: «Ванечка, сбегай, скажи, чтобы нам сюда кухню прислали, мы их тут накормим, да и наши неизвестно когда ели».

Это было под вечер 24 октября 1917 г.

Борис Ефимович Румер недолго раздумывал, как ему жить дальше. С точки зрения его восприятия мира, большевики ему не вполне подходили, но он твердо решил остаться на родине и служить новому строю верой и правдой. Знакомые и друзья Бориса Ефимовича, такие же, как он, коммерсанты, решившие остаться, выбрали его своим предводителем и поручили ему договориться с Советами рабочих и солдатских депутатов о способах ликвидации складов и имуществ, которые находились в их владениях или агентами которых они были. И Борис Ефимович отправился прямо к Красину.

Нужно представить себе Леонида Борисовича Красина. Богатый человек, сам коммерсант, талантливый инженер, главным делом жизни выбравший революцию. В 1900 г. Красин окончил Харьковский технологический институт и был направлен инженером на Бакинские нефтепромыслы. Здесь он стал одним из основателей искровской группы на Кавказе. «Чувствую, что Красина необходимо арестовать, — говорил бакинский жандармский полковник, — но как решиться арестовать такого шикарного господина» [22, с. 7].

Красин внушал почтение самым разным людям и в любой обстановке. Трудно удержаться и не вспомнить один яркий пример — встречу Красина с генералом Людендорформ. В тяжелое для России время, когда главным вопросом стал для нее выход из войны и заключение мира, найти общий язык с противником казалось невозможным. Переговоры были сорваны, 18 февраля германские войска перешли в наступление по всей линии фронта, и в тяжелейших этих условиях на восстановление переговоров был направлен Красин. Третьего марта был подписан Брест-Литовский мир, заключающий в себе еще более тяжелые условия. Но, несмотря на это, Германия не соблюдала условий соглашения: она оккупировала Украину, продвигалась к Крыму, на Кавказ, к центральным российским губерниям. Красин добивается встречи с военным министром Германии. Министр был любезен и даже доброжелателен. Но только разводил руками — от него ничего не зависит, вся власть сейчас в руках генерала Людендорфа. И министр посоветовал Красину выехать на фронт и добиться встречи с генералом.